— Хоть ты не говори мне, что цель оправдывает средства, я об этом и так наслышан.
— Не оправдывает, но накладывает свой отпечаток. Кроме того, твоя репутация в отношении женщин далеко не безупречна…
— Ну это-то ты откуда знаешь? — простонал Рене.
— Это все знают. А Герика, в конце концов, совсем недурна собой.
— Ценитель выискался!
— Я тщательно изучаю эстетические пристрастия различных рас, в том числе и вашей. Представляется совершенно очевидным, что среди тебе подобных молодая королева выделяется в положительную сторону. У тебя же, насколько я владею ситуацией, были интимные связи с разными женщинами. Я лично слышал, как ты говорил, что нет некрасивых женщин, есть мало вина.
— Замолчи!
— Нелепое требование и не соответствующее твоему истинному настроению. Ты сам хочешь обсудить возникшую проблему, но со Стефаном ее обсуждать неэтично. Роман уехал. Лупе — женщина, а они подобные вещи воспринимают специфически, — жаб назидательно поднял правую переднюю лапу, — а король уже все сказал. Остаюсь я. И мой долг — доказать тебе, что в предложении короля нет ничего противоестественного и бесчестного.
— Ты это уже говорил.
— Истина стоит того, чтобы ее повторить, но я готов замолчать, если ты подтвердишь, что пойдешь ночью к королеве.
— Пойду, только уймись…
5
— Вот и все, что мне удалось узнать, — закончил Роман.
Слушатели молчали, переваривая услышанное. В белоснежной комнате собралось пятеро эльфов и семеро людей — все, кто знал о путешествиях Рамиэрля. Недоставало лишь Уанна, но маг-одиночка мог появиться к вечеру, а мог не прийти вообще. Ему никогда не удивлялись, и его никогда не дожидались.
Роман с трудом заставлял себя вникать в то, что говорят собравшиеся. Последние дни бард держался лишь на присущем некоторым мыслящим существам упрямстве — он должен был добраться до Убежища и спросить совета. Спросил. Чтобы убедиться: и Светорожденные, и Преступившие понимают во всех этих оленях, избранницах и ждущих еще меньше его. Старая болотница, медикус Симон и маринер Рене казались куда более мудрыми советчиками, чем удивленные эльфы и пытающийся не казаться невеждой Примеро.
Роман потряс золотистой головой, отгоняя вдруг навалившийся сон, — в последний раз он нормально выспался в Высоком Замке почти полтора месяца назад, а это слишком даже для Светорожденного. Проще всего было встать и уйти, но это было бы слишком невежливо, а они все говорили и говорили…
Затем Эмзар, брат отца и местоблюститель Лебединого трона, так и не принявший отцовскую корону — нет королевства, так зачем король? — молча встал, вышел из комнаты и тут же вернулся с кубком, наполненным чем-то похожим на родниковую воду.
— Пей. Времена, когда ты рассказывал о виденном и шел отдыхать, похоже, миновали навсегда. Мы не можем решать без тебя.
Рамиэрль послушно осушил кубок. Холодная, чуть отдававшая металлом влага отогнала усталость, и либер смог сосредоточиться.
— …найденное Эрасти стало причиной того, что Циала запретила преступать определенную черту, — говорила Иллиэль, старейшая из Лебедей. — Предательница боялась, что кто-то сравняется по силе с Эрасти.
— Или же нащупает тропу, которой он прошел, — откликнулся Астен. Он был на удивление серьезен и сосредоточен. Привычная мягкая рассеянная улыбка исчезла, черты лица обрели спокойствие и силу, достойную древних властителей. Эмзар с удивлением взглянул на брата:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что Рамиэрля ждут Последние горы. Эрасти ясно сказал, куда и зачем уходит. Найти место пересечения сил, про которое он говорил, — наша единственная надежда.
— Да, но он не сказал, как достичь его, — откликнулся Преступивший по имени Ультим.
— Он и не мог, — возразила Старейшая, — ведь он не вернулся. Мы так и не знаем, дошел ли он и что случилось потом. Церна оставил завещание, но не ложный ли это след? Если величайший из магов не смог решить эту задачу…
Примеро недовольно поморщился, но промолчал. Он весьма ревниво относился к своему титулу «Первого из Преступивших», и слова «величайший из магов» по отношению к кому-то другому были для него как нож острый. Ввязываться в спор о первородстве Примеро не стал, но Иллиэль, заметив недовольство союзника, пояснила чистым, спокойным голосом:
— Эрасти ступил за черту первым, и мы не можем не отдавать ему должное.
Примеро важно кивнул, висящее в воздухе напряжение рассеялось.
Рамиэрль смотрел на тех, кого по привычке считал мудрейшими, и удивлялся самому себе. Ему было скучно. Либер знал, что многословный спор закончится тем, что решать предоставят ему, а он уже все решил. Сперва — Таяна, потом — путь Эрасти.
Он обещал вернуться осенью, значит, до конца месяца Лебедя может задержаться в Убежище. Хорошо бы к этому времени появился Уанн. Маг-одиночка знает что-то важное, иначе не втравил бы всех в поиски Белого Оленя. Олень нашелся, зато пропал сам Уанн. Что ж, придется думать, как обойтись без него. Другие Преступившие не помощники… Эльфийская волшба? Он переговорит с отцом и Эмзаром. В отличие от сородичей, они, кажется, понимают, что у эльфов и людей одна дорога и одна судьба.
Маги еще о чем-то спорили, но Рамиэрль их почти не слушал. Поэтому последние слова Примеро для него прозвучали как гром среди ясного неба. Преступившие решились на путешествие к Месту Силы! Более того, они готовы выступать немедленно.
«Боятся, что придет Уанн, — с ленивой брезгливостью догадался Роман, — и с ним придется делиться славой и силой». Ответить бард не успел: Эмзар холодно ответил, что Рамиэрль не может покинуть убежище до конца месяца Лебедя.
6
Марко сам зашел за Рене. В этом не было ничего странного: мало ли о чем хочет говорить король с братом своей первой жены. Но они не говорили. Все было сказано днем.
Когда стемнело, король Таяны молча взял Рене под руку и отвел в опочивальню. Герика уже была там. Король сразу же вышел, неловко задев дверной косяк и плотно прикрыв дверь.
Рене смотрел на предназначенную ему светловолосую тарскийку, испытывая острейшее желание сбежать. Королева сидела, как послушная девочка, положив руки на колени. Она была совершенно спокойна. Серые глаза не выражали ничего: ни страха, ни ожидания, ни тревоги, ни хотя бы любопытства. Полная и равнодушная покорность, от которой герцогу стало не по себе. Он всегда нравился женщинам, и ему это было приятно, хотя в жизни Счастливчика куда больше места занимали сначала морские походы, затем, после гибели братьев и отца, дела государственные. Тем не менее в маленьких радостях с молчаливого согласия платившей ему тем же жены Рене себе не отказывал. Сейчас же эландец почти растерялся.
Девушка, вокруг которой вертелось какое-то дикое колесо из смертей, интриг и магии, казалось, ничего не замечала. Просто погасить свечи и приступить к делу Рене не хотел, поэтому он заговорил:
