— Вы находитесь здесь для того, чтобы служить
нам, вашим хозяевам. Днем вы будете заниматься работой по дому: мыть полы,
ухаживать за цветами, расставлять книги, прислуживать за столом. Большего от
вас не требуется. Но помните, что всегда, при первом же сделанном вам знаке,
при первом же обращенном к вам слове, вы обязаны бросить всякую работу, ради
выполнения вашей единственной настоящей обязанности — удовлетворять мужчину по
первому его требованию. Руки, ноги, также как и грудь и все ваше тело, больше
не принадлежат вам. Мы — хозяева. В нашем присутствии вы обязаны всегда держать
чуть приоткрытыми губы, вам запрещено сжимать колени или класть ногу на ногу.
Все это будет служить для вас постоянным напоминанием о том, что ваш рот, ваше
влагалище и ваш задний проход всегда открыты для нас. Днем вы будете ходить в
одежде, но обязаны поднимать юбку при малейшем же знаке с нашей стороны. Всякий
сможет использовать вас, делая при этом все, что ему заблагорассудится,
исключая разве что применение плети. Пороть вас будут только по ночам или
вечером — в наказание за нарушение правил поведения в течении дня. Например, за
чрезмерную холодность или за то, что посмотрели на того, кто заговорил с вами
или использовал вас. Что бы мы не делали с вами, вы не должны видеть наши лица.
Это совершенно недопустимо. И если халат, в котором я стою сейчас перед вами,
оставляет открытым мой половой член, то это вовсе не для удобства, а для того,
чтобы он ежесекундно служил вам немым приказом, чтобы ваши глаза видели только
его, чтобы он притягивал вас, чтобы вы все время помнили, кто ваш истинный
хозяин. На ночь вам будут связывать руки, и поэтому для ласк у вас останется
только рот. Спать вы будете голой. Глаза вам будут завязывать только на время
наказания. И еще… необходимо чтобы вы привыкли к плети, поэтому, пока вы
находитесь в замке, бить вас будут каждый день. И поверьте, это не столько ради
нашего удовольствия, сколько ради вашего же будущего. Если же в какую-то из
ночей никто из нас не сможет прийти в вашу келью, мы пришлем слугу, который
выпорет вас. И дело не в том, чтобы тем или иным способом сделать вам больно и
заставить вас кричать и плакать. Ничего подобного. Мы хотим, чтобы благодаря
этой боли, вы ощущали свое бессилие, свою зависимость, чтобы вы осознали раз и
навсегда свое ничтожество перед некой таинственной и могущественной силой. Рано
или поздно вы покинете замок, но на безымянном пальце левой руки вы обязаны
будете носить специальное кольцо, знак, по которому вас легко узнает
посвященный. Вы будете беспрекословно подчиняться мужчине у которого на руке вы
увидите такой же знак. Тот, кому покажется, что вы были недостаточно покорны,
обязан вновь привезти вас сюда. Ну а теперь вас проведут в вашу келью.
На протяжении всего этого монолога
девушки-прислужницы молча стояли по обе стороны от той самой колонны, возле
которой еще совсем недавно извивалась под ударами плетей О. Казалось, они
застыли на месте, словно скованные ужасом перед этим своеобразным пыточным
столбом. Хотя, скорее всего, им просто было запрещено до него дотрагиваться.
Они подошли к О., чтобы проводить ее. Она
поднялась им навстречу, но прежде чем сделать шаг, боясь споткнуться, нагнулась
и подхватила руками юбку. Она не умела носить такие пышные наряды, да к тому же
мешали выданные ей туфли, без задников, на толстой подошве и на очень высоком
каблуке… Они держались на ноге лишь благодаря тонкой атласной ленте, того же
цвета, что и платье, и готовы были вот-вот свалиться. Повернув голову она
увидела своего возлюбленного. Рене сидел совсем недалеко от нее, прислонившись
спиной к пуфу. Опершись локтями на согнутые колени, он задумчиво поигрывал
кожаной плетью. При первом же шаге она задела его юбкой. Он поднял голову,
улыбнулся и, назвав ее по имени, вскочил на ноги. Потом он провел рукой по ее
волосам, нежно поцеловал в губы и довольно громко сказал, что любит ее.
Дрожа от волнения, О. вдруг с ужасом поняла,
что отвечает ему теми же словами и что она, действительно, любит его. Он нежно
обнял ее и, прошептав: «Любимая моя!», стал целовать в шею, в щеки, в губы.
Голова О. опустилась к нему на плечо. Он повторил (на этот раз совсем тихо),
что любит ее, а чуть позже так же тихо добавил:
— Сейчас ты встанешь на колени и будешь
целовать и ласкать меня.
Он жестом велел женщинам отойти немного назад,
так чтобы они не мешали ему и он смог опереться на небольшой стоящий у стены
столик. Столик, правда, оказался низковат, и Рене пришлось слегка согнуть свои
длинные ноги. Одежда натянулась на нем, и выступавший угол стола при этом, чуть
приподнял его могучий фаллос, торчащий из копны жестких волос. Мужчины, желая
посмотреть, подошли поближе. Она опустилась на колени, и ее платье лазурными
лепестками раскинулось вокруг нее. Затянутая в корсет, она едва могла дышать.
Ее перси, соски которых выглядывали из белой пены кружев, касались ног
возлюбленного Рене.
Кто-то сказал, что в зале темно. Включили
яркую лампу, и ее сияние четко высветило набухший, слегка приподнятый пенис
Рене, лицо О. и ее руки, любовно поглаживающие эту вздымающуюся плоть.
Неожиданно Рене произнес:
— Повтори: «Я люблю вас».
О. с готовностью повторила:
— Я люблю вас. — И, произнеся эти слова,
словно, наконец-то, преодолев в себе какой-то внутренний барьер, коснулась
губами головки его члена, все еще затянутой нежной кожицей.
Мужчины, обступив их, курили и негромко
переговаривались между собой. Они обсуждали ее тело и то, как она приняла
устами фаллос своего возлюбленного, как то заглатывала его почти до самого
основания, то выпускала его, лишь слегка придерживая нежными губами.
Раздувающаяся плоть то и дело, словно кляп,
заполняла ей рот, доставая до самого горла и вызывая тошноту. По лицу текла
размытая слезами тушь. С трудом шевеля языком и губами, О. снова прошептала:
— Я люблю вас.
Женщины, стоя рядом с Рене, поддерживали его.
О. слышала разговоры мужчин, но их слова не волновали ее. Она с жадностью
ловила каждый вздох, каждый стон своего возлюбленного, думая лишь о том, как
доставить ему наивысшее наслаждение. О. говорила себе, что ее рот прекрасен,
ибо возлюбленный удостоил его своим вниманием и согласился войти в него. Она принимала
его пенис так, как принимают бога. Наконец, она услышала протяжный стон Рене и
в то же мгновение почувствовала, как радостно забился у нее во рту его
чувствительный орган, с силой выбрасывая из себя потоки семени… И обессиленная
рухнула на пол и замерла, уткнувшись лицом в ковер. Женщины подняли ее и вывели
из зала.
Они довольно долго шли по узким длинным
коридорам; каблуки их туфель звонко цокали на красных каменных плитах пола. По
обеим сторонам коридоров, на одинаковом расстоянии друг от друга, располагались
двери. Каждая из них закрывалась на замок; обычно так расположены двери в
гостиничных коридорах. О. хотела было спросить, живет ли кто-нибудь в этих
комнатах, но так и не решилась.
