Рене все так же лежал на кровати. Рядом,
опустив глаза, молча стояла вошедшая минуту назад Жанна. Он велел ей одеть О.
Белоснежная нижняя юбка, платье с лазурного цвета атласным корсажем, зеленые
туфли без задников… Справившись с крючками корсета, Жанна принялась за его
шнуровку. Длинный и очень жесткий, на китовом усе, корсет будил воспоминания о
давно ушедших временах узких талий. К тому же такая конструкция позволяла
женщинам приподнимать и поддерживать в выгодном положении грудь. По мере того,
как корсет стягивался на теле, талия сильно сужалась, от чего зад женщины
становился более заметным. Что, собственно, и требовалось. Удивительно, что
этот внешне довольно нелепый предмет женского туалета, оказывался достаточно
удобным, чтобы поддерживать тело в вертикальном положении и позвоночник
напрягался гораздо меньше.
Потом пришла очередь платья. С ним мороки было
меньше, и вскоре О. смотрела на себя в висевшее рядом с дверью в ванную комнату
зеркало и видела тоненькую, утопающую в пышных складках лазурного атласа
фигурку. Она казалась себе придворной дамой из далекого восемнадцатого века.
Жанна протянула к ней руку, чтобы расправить
складку на рукаве платья, и О. увидела, как заколыхалась грудь молодой женщины
в желтых кружевах корсажа. Ей захотелось потрогать эти небольшие красивые перси
с крупными бледно-коричневыми сосками.
Но тут к ним подошел Рене и, приказав О.
смотреть внимательно, повернулся к Жанне.
— Подними платье, — сказал он.
Жанна с готовностью повиновалась, обнажив
золотистый живот, матовые бедра и черный треугольник лобка. Рене поднес к нему
руку и запустил пальцы в жесткие курчавые волосы. Другой рукой он сильно сдавил
правую грудь Жанны.
— Специально, чтобы ты увидела, — сказал он,
обращаясь к О.
Она и так не сводила с них глаз. Она видела
красивое улыбающееся лицо возлюбленного, ироничное выражение его глаз,
следивших за движениями губ Жанны, за тоненькой едва заметной струйкой пота,
стекающей по ее запрокинутой шее. Чем же она, О., отличается от этой молодой
красивой женщины или от любой другой?
О. прислонилась спиной к стене и безвольно
опустила руки…
Рене оставил Жанну и подошел к О. Он обнял ее
и принялся целовать, называя при этом своей единственной, своей любовью, жизнью
своей и повторяя, что любит ее. Рука, которой он ласкал ее грудь и шею, была
влажной и пахла Жанной, но какое это имело значение? Он любил ее, ее одну.
Прочь идиотские сомнения!
— Я люблю тебя, — прошептала она ему в ухо. —
Я люблю тебя.
Она говорила так тихо, что он едва расслышал
ее слова.
— Я люблю тебя, — повторила она.
Потом он ушел, убедившись, что ее лицо вновь
приняло безмятежное и кроткое выражение.
x x x
Жанна взяла О. за руку и вывела в коридор.
Там, сидя на скамейке, их ждал мужчина-слуга. Одет он был также, как и Пьер, но
в остальном был полной ему противоположностью — высокий, худой, черноволосый.
Он встал и пошел чуть впереди них. Совсем скоро они оказались в небольшом
светлом помещении, в одной из стен которого была сделана широкая дверь,
закрытая сейчас толстой стальной решеткой. Охраняли ее двое слуг. У их ног
сидели белые с рыжими подпалинами собаки.
— Эта дверь ведет наружу, — совсем тихо прошептала
Жанна, но шедший впереди слуга, видимо, услышал ее и резко обернулся. Жанна
побледнела и, выпустив руку О., торопливо опустилась на колени прямо на
выложенный черной мраморной плиткой пол.
Охранники засмеялись. Один из них подошел к О.
и велел ей следовать за ним. Он открыл какую-то дверь и исчез за ней. О.
поспешила следом. Она вновь услышала у себя за спиной смех, звуки чьих-то
шагов, потом дверь закрыли. Она так никогда и не узнала, что там дальше
произошло. Наказали ли Жанну, и если да, то как, или же, бросившись на колени,
ей удалось вымолить прощение у милосердного слуги…
Потом, за время своего двухнедельного
пребывания в замке, О. подметила, что хотя правилами поведения под угрозой
сурового наказания женщинам предписывалось молчать в присутствии мужчин, они
достаточно легко обходили этот запрет. Правда, как правило, это бывало днем во
время трапезы и только тогда, когда рядом не было хозяев. В присутствии же слуг
обитательницы замка позволяли себе некоторые вольности. Слуги никогда и ничего не
приказывали, но не допускающая возражений, намеренная вежливость их просьб
заставляла женщин беспрекословно подчиняться. К тому же у слуг, видимо, было
принято наказывать нарушивших правила прямо на месте, не дожидаясь появления
хозяев. О. трижды сама видела — один раз в коридоре, ведущем из библиотеки, и
два раза в столовой — как пойманные за разговором девушки были немедленно
брошены на пол и безжалостно избиты. После этого она поняла, что, вопреки
сказанному ей в самый первый вечер, можно оказаться выпоротой и средь бела дня.
Днем опереточные костюмы слуг придавали им
какой-то зловещий, угрожающий вид. Некоторые из мужчин предпочитали носить
черные чулки и одевать вместо белого жабо и красной куртки алую шелковую
рубашку с широкими, схваченными на запястьях рукавами.
Как-то, на восьмой день пребывания О. в замке,
в полдень, когда все женщины собрались в столовой, к сидевшей рядом с ней
пышной блондинке с крупной грудью и нежно-розовой шеей, подошел слуга. Похоже,
он заметил как Мадлен, так звали девушку, наклонилась к О. и прошептала ей
что-то на ухо. Слуга заставил Мадлен подняться и готов уже был преподать ей
урок на глазах у остальных, но не успел… Она упала перед ним на колени, и ее
проворные руки раздвинули складки черного шелка и извлекли на свет божий его,
пока еще дремлющий, пенис. Провинившаяся женщина осторожно высвободила его и
приблила к нему свои приоткрытые губы…
На этот раз ей удалось избежать наказания.
Мужчина, отдавшись ласке, закрыл глаза, и поскольку в тот день он был
единственным надзирателем в столовой, девушкам удалось вдоволь наговориться
друг с другом.
Таким образом, всегда оставалась возможность
подкупить того или иного слугу. Но зачем это О.? Единственное, что
по-настоящему было для нее здесь в тягость — это запрет смотреть в лицо
мужчинам. Запрет не предусматривал различий между хозяевами и слугами, и
поэтому О. постоянно ощущала опасность, так как, всячески стараясь сдержать
мучившее ее желание, иногда все же позволяла себе мельком взглянуть на их лица.
Несколько раз О. была поймана за этим занятием, но наказывали ее не всегда.
Слуги нередко сами нарушали инструкции, и потом им, видимо, доставляло
удовольствие то гипнотическое воздействие, что их лица оказывали на нее. Они не
собирались лишать себя этих торопливых волнующих взглядов и потому не строго
карали ее.
