Спору нет, купцам придется туго, но это заставит их шарахнуться под крылышко регента, обходя ставшие опасными морские пути ради спокойных имперских трактов. Пройдет лет пять, и Эланду как державе конец. Так зачем штурмовать прекрасно укрепленный город?
Марциал видел лишь два объяснения, и оба ему не нравились. Или Годой убирал из столицы тех, кто ему так или иначе мешал, сокращая их численность с помощью Рене Арроя, или же штурм Гверганды должен был отвлечь всех от очередной каверзы, на которые тарскиец был великий мастак.
Была у Марциала мыслишка, которую он не доверял даже собственной шляпе, — пользуясь неприязнью, которую вызывали у арцийцев горцы, а также собственной популярностью в войсках, подготовить почву для военного переворота и… Бернар не был императором, он довольствовался лишь тем, что правил за своего безвольного тестя, намереваясь после его смерти править и за сына. Марциал Одуа в мечтах порой заходил дальше, а про проклятого Годоя поговаривали, что тот читает чужие мысли. Было бы скверно, окажись это правдой.
Хотя в таком случае куда проще было бы подослать убийцу. В последнее время с полдюжины аристократов, вопреки здравому смыслу так или иначе задиравших регента, неожиданно скончались. «Синяки» же разоблачили огромное количество святотатцев, занимающихся Недозволенной волшбой. А поскольку Годой оказался настолько щедр, что три пятых имущества разоблаченных колдунов делилось между разоблачителями и стражами, одна пятая шла на помощь сиротам и вдовам, а последняя отписывалась Церкви (которая эти дары не принимала, и те тщательно фиксировались и складывались в казначействе), оказаться в дюзе мог каждый.
Нет, подозревай Годой вице-маршала, с ним бы тихо или громко покончили, и уж всяко ему б не доверили армию. Выходит, регенту либо в самом деле нужна Гверганда, либо… не нужны шляющиеся по столице горцы? Если так, то самым разумным будет взять Гверганду, и желательно до холодов.
Марциал прекрасно представлял, что ему предстоит. Мальвани и Феликс — сильные стратеги и, безусловно, не теряли времени даром. Что до Арроя, то Проклятый его знает, каков он на земле, но о море придется забыть; на воде с эландцами не совладать, значит, придется нападать с суши.
Гверганда стояла в устье Адены на ее обоих берегах, и, поскольку от маринеров можно было ждать любых каверз, подступы к городу со стороны империи укрепили в той же степени, что и с эландского берега, ведь эландцам ничего не стоило высадить десант. Стены города были крепкими и высокими, пушек и пороха хватало. Взять Гверганду измором казалось невозможно опять же из-за эландцев, воды в Адене хватит на всю Арцию, а даже если представить, что реку удастся каким-то образом испоганить, в городской черте бьют по меньшей мере четыре источника. Нет, осада явно неуместна. Остается штурм.
Однако главное — не взятие Гверганды, хотя это и заманчиво, особенно с учетом трех дней на разграбление, а прорыв в Эланд. Для этого нужно всего-навсего перейти Адену. Реку, по которой до порогов запросто поднимаются самые тяжелые корабли. Реку, у которой, Проклятый ее побери, эландский берег много выше арцийского, и в придачу на нем в излучине торчит холм, который Мальвани наверняка укрепил. Лично он, Марциал, так бы и поступил. Да и участок, годящийся для переправы, не столь длинен: выше река теряется в горах, куда соваться даже летом дело почти безнадежное, а для обороны каких-то пяти вес от устья сил у эландцев хватит, благо с высокого берега переправляющиеся будут как на ладони.
Марциал задумался. Отступать было некуда, с ходу Гверганду не взять, оставалось одно. Выказать себя тупоголовым идиотом, пробивающим лбом стену. Для этого ему, конечно, придется положить изрядное количество народу — лучше всего этих горских образин, они только для этого и годятся. Пусть Мальвани и Аррой решат, что имеют дело с придурком, и ослабят бдительность. Или даже напьются, одержав «крупную» победу. Он же скрытно подготовит средства для переправы и, форсировав Адену у самых гор, выйдет в тыл береговым укреплениям, уничтожит их защитников и переправит основные силы, после чего, наплевав на оставшуюся в тылу Гверганду, форсированным маршем прорвется во Внутренний Эланд, оставив достаточно сильный гарнизон в захваченном форте на вершине холма, если только Мальвани его построил… Должен построить. Командор был всяко не глупее самого Изье, а времени на укрепление берега ему хватало.
4
— И ты им веришь?!
— Представьте себя, да, — отрезал Аррой. — Майхуб — враг нам, но не себе, и он умен, иначе его бы уже тысячу раз зарезали или отравили. Говорят, воинская наука держится на том, чтобы поставить себя на место противника и просчитать, что он станет делать. Будь я на месте калифа, я бы поступил точно так же, как и он.
— Книга Книг советует опасаться суриан,
[30]
даже дары приносящих, — напомнил Максимилиан.
— Зато Книга Книг молчит о Белом Олене. Не стоит слепо следовать ее советам, по крайней мере пока мы не победим.
Кардинал собрался было возмутиться, потом махнул рукой и рассмеялся:
— Представляю, что сказали бы Трефилий и иже с ним, окажись они на моем месте.
— То-то и оно, ваше высокопреосвященство, — откликнулся старый Эрик, — что на вашем месте им делать нечего. Рене, будь добр, прочти нам еще раз письмо. Я не мастак продираться через сурианскую патоку.
— Изволь.
«Лев Юга приветствует Волка Севера и шлет ему пожелания всех благ и радостей, коими расцвечена земная юдоль.
Дошло до меня, что дей Миххад, недостойный сын шакала и гиены, по недомыслию не утопленный при рождении, возмечтал о недоступном и недозволенном и что он, позабыв сказанное сынами мудрости, уподобился напившемуся в жаркий день из скверного источника и унесшему в себе Черную Болезнь. Мор не остановить, если не убить несущего заразу и всех, с кем он пил из одной чаши, ел из одного котла, спал под одной крышей, если не сжечь дом его и не изгнать соседей его. Ставший голосом Всеотца Баадук Блаженный и Мудрый сказал: «Когда идет Черная Болезнь, прекращайте войны ваши, и торговлю вашу, и любовь вашу, поступитесь и обидами, и барышами, ибо Черная Болезнь голодна, как стая гиен, равно готовых пожрать и льва, и быка, если те не забудут о преходящем и не обратят клыки и рога против мерзких». Так сказал Великий и Справедливый. И я, недостойный целовать прах из-под копыт его коня, говорю — прекратим вражду нашу, пока не повержен обезумевший Миххад.
И еще скажу то, о чем поведали наши старейшие, ибо Всеотец в великой мудрости своей сразу высыпал в сотворенный им мир все, что можно высыпать, и не может поэтому быть того, чего однажды не случалось уже под семью небесами.
Рассказывают, что, если идти от моря много дней и ночей, придешь к Свинцовым горам, где обитают стерегущие золото грифы. Никто и никогда не переходил эти горы, но однажды нашелся безумный. Он не боялся смерти и не хотел золота, и звезды покровительствовали ему, и он перешел через горы и оказался в стране зловонных болот и густых лесов, населенных кошмарными тварями, приходящими в грезы курильщиков хайна. В центре черных болот стоял храм из красной яшмы, зеленого нефрита и синей бирюзы. Стерегли храм семеро жрецов. Старший был древним старцем, младшего же едва можно было назвать юношей, но были они похожи лицами, как листья одного дерева, и говорили, отрицая очевидное, что суть они единое и берут они от мира все, так как каждый возраст имеет свои радости, которые уходят, дабы им на смену пришли иные.
