— Ты допускаешь?
— Я не допускаю, я уверен. Михай, думая, что бьет по Кантиске, ударит по Барьеру, и никто не знает, к чему это приведет. Он дал нам срок до Светлого полудня. Если ему скажут «нет», он ударит, а остановить Оленя ни Годой, ни его бледные не в состоянии, хоть и не знают об этом. Правду им не объяснить.
— Мы сдадимся, а Годой замахнется на Идакону или Атэв и все равно пустит в ход Оленя.
— Ты ошибаешься, уж не знаю, к счастью или нет. Нам нужно пережить лишь день Светлого Рассвета, затем все вернется на круги своя. Не стану мучить тебя Недозволенной магией, так что поверь на слово. Для того чтобы обойти Барьер, нужно, чтобы в одной точке сошлось множество дорог и тропинок, от положения звезд до человеческих снов. Только в этом случае такая относительно слабая сущность, как на время обретший что-то похожее на тело один из старых богов одного из миров, сможет пробить преграду, поставленную чуть ли не самим Творцом, и туда устремится нечто, губительное и для Тарры, и для других миров. Да-да! Поглотив наш мир, оно рано или поздно прорвется в другие. Мир без богов и без магии оказался самым слабым звеном Барьера. Именно об этом и предупреждает Пророчество, жаль, что мы слишком поздно это поняли.
— И сколько времени нужно продержаться?
— Искажающее заклятье, открывающее ему пути, проживет до конца весны. Год переломится, и Олень вновь подчинится тем, кто его питает. Он и его хозяева по-прежнему будут опасны, но, если Барьер устоит, с ними станет можно и нужно бороться. Та же Герика, Эстель Оскора… Она остановит Оленя, возможно, она смогла бы что-то сделать даже сейчас, но Идакона слишком далека даже для Гиба.
— Значит, нужно сдаваться, хотя смерть — это только смерть. Жизнь под властью Годоя много хуже.
— Для тебя, для меня, но не для звезд, деревьев и птиц, которые знать не знают о наших терзаниях. Но я не думаю, что нам оставят жизнь, мы слишком опасны.
— Война с нашей смертью не кончится. — На лице Арроя не дрогнул ни один мускул, но Эмзар понял, что тот принял решение и не отступится. — Феликс — хороший Архипастырь, Мальвани — готовый маршал, Шани — король. Хорошо, что хоть он в безопасности. Так же, как и Роман.
— Рамиэрль — мой наследник. Он не станет прятаться в болотах и не даст тем, кто с ним пришел. Ты сможешь остановить армию Мальвани?
— Конечно, не беспокойся, но не лучше ли тебе…
— Не лучше. — Эмзар сказал это так, что герцог понял — уговаривать Лебединого короля пожертвовать Рыцарем Осени и исчезнуть бессмысленно. — Иногда смерть короля нужнее его жизни. Если нас не убьют до вечера, мы и в плену сможем что-то сделать. Мы сами доложили Годою, что мы в Кантиске, вынуждая его к действию. Если он не найдет тебя или меня, то немедленно пустит по следу своего монстра, а этого допустить нельзя.
— Он не отправит его за Герикой?
— Нет, так как Пророчество утверждает, что их силы равны.
— Значит, мы выедем навстречу парламентерам Годоя, а Шада откроет ворота. Мы сделаем это в последний момент. Люди готовы к битве, рассчитывают на победу и могут расправиться с «предателями» на месте.
— Согласен. Ты объяснишь все Шаде и Иоахиммиусу?
— Да, но сначала я хочу собраться с мыслями.
— Я тоже хочу вспомнить обо всем, что нужно и не нужно. И объяснить тем, кто со мной, что делаю я и что должны сделать они.
3
Господин Шаддур устал. Очень устал, но все было готово, оставалось дождаться, когда почти умершая луна убьет Волчью звезду. Будет светло, и этого никто не увидит, разглядеть действительно важное при свете трудней, чем во тьме, потому-то порождения Света, боги ли, эльфы, и ненавидят ночь. Тьма равнодушна к мелочам, она выдаст звезду или костер, но укроет своим плащом туман и позволит видеть сны. Тьма не союзница, но ее можно использовать, как он сам использует зеленый монашеский балахон… Ройгианец с усмешкой тронул ладонью ставшую в ночи черной ткань. Вряд ли завтра он сбросит зеленое. Годой хитрит, он служит лишь себе и не хочет победы Молчаливого; тарскийцу нужна лишь власть над людьми, пусть краткая, но полная. И это хорошо. Шаддур ка Ройгу не любил брать жизни тех, кто верит и служит. Разумеется, при необходимости он делал и это, но память о том, кем он был, мешала тому, кем он стал, уничтожать исполняющих клятвы. Он прежний держал слово, не бил в спину, хранил верность сюзерену и заботился о своих людях; сюзерен предал, люди погибли, он служит Молчаливому, но забыто еще не все.
Бескровные губы дрогнули, когда глава ройгианцев глянул на крепостную стену за рекой. Через несколько часов она рухнет. Через несколько часов Годой бросит армию в бой. Какие бы обещания ни давал регент, он не блаженный, чтобы дожидаться срока ультиматума. Святой град, чьи стены обрушит Недозволенная магия, нельзя не взять, а свидетелей Недозволенного нельзя отпустить. Тарскиец будет вынужден принять бой, так как эландец станет драться. Сам господин Шаддур, оказавшись в подобном положении, прорывался бы с боем и шел первым. Когда творится такое, воины или делают невозможное, или разбегаются. Все зависит от вождя, и тот, если он и вправду вождь, идет первым, полагаясь на судьбу и клинок. Рене Аррой и его эльфийский союзник пойдут, и Годою ничего не останется, кроме как отразить удар щитом. Если повезет, погибнут оба, но на последнее господин Шаддур не рассчитывал. Пусть убьют эландца и эльфа, этого довольно.
Победив, Годой станет строить свою империю, империю людей, и потребует отказаться от магии. Они поспорят, может быть, даже поссорятся, и адепты Ройгу вернутся в Варху. Регент не хочет магии? Ее не будет. Настолько не будет, что Роман Ясный или этот Гардани сумеют отомстить. Предначертанное свершится: Базилек Арцийский, Рене Эландский и Михай Тарскийский уйдут в одно лето. И тогда, но только тогда, придет пора Темной звезды.
Чаши до смерти Годоя останутся пустыми, дочь своего отца станет обычной смертной и умрет. Молчаливый возьмет в супруги Илану Ямбору, догадавшуюся родить от Михая дочь. Таянка дерзка и властолюбива, она не должна пережить роды. Если же с младенцем что-то случится, то дочь Иланы и Михая через пятнадцать лет будет готова, хотя лучше впредь обходиться без случайностей, их и так оказалось слишком много, как дурных, так и уместных.
Судьба раз за разом испытывала господина Шаддура, но в последней неудаче крылась победа. Если б не след в Малом храме, они бы не узнали, что в Кантиску проник эльф, а поиски того, кто оставил след следа, хоть и стоили половины Чаши, позволили мельком увидеть в отвратительно грязном зеркале не только капище какого-то святого, но и стоящих у источника Светорожденного и его седого собеседника. Третий повелитель был в Кантиске, а светила уже заняли нужное положение, мешала только Волчья звезда. Господин Шаддур не любил смотреть на небо, но в эту ночь смотрел, любуясь тем, как тонкий лунный коготь подбирается к мерцающей алой точке. Подумать только, что он, завороженный пророчеством о трех смертях, мог не оценить значения наступающего дня, мог не увидеть эльфа с Арроем, не договориться с Годоем о знамении, мог, в конце концов, оказаться в Вархе или Лисьих горах…
