Калиф потянулся было к кальяну, но передумал и, откинувшись на спину, прикрыл глаза. Он не был до конца убежден, что поступает верно, но лучше жалеть о содеянном, нежели о том, что упущено. Беспокойство песчаной гадюкой вползло в сердце владыки после разговора с вертлявым ростовщиком, поспешно сменившем мунтские каштаны на мимозы Эр-Иссара. Калиф знал о происходящем в его городе все, и появление беглеца из Арции для него не прошло незамеченным. Майхуб удостоил хансира личной беседой, милостиво принял дары, стоившие не менее трех кораблей, и узнал немало дурного.
Если б речь шла о войне между хансирами, Майхуб одобрил бы победителя, так как сильный всегда прав, даже если его сила изливается на слабых потоками огня. Атэвы присоединились бы к пиру победителя, пройдя по югу Эр-Арсия, а затем, не доводя до войны, убрались бы за пролив. Но за победителем стояло что-то странное и полное голода. Оно могло не насытиться кровью империи; калиф же не рассчитывал, что Баадук защитит своих последователей. Позволил же пророк пять сотен лет назад упасть на Эр-Атэв железной звезде, уничтожившей старую столицу, да и шествие морового поветрия, случившееся в год Черной Коровы, отец остановил не молитвами, а огнем, в котором сгорела зараза вместе с еще живыми зараженными.
Нет, ни на Баадука, ни на самого Всеотца надежды не было, и калиф решил действовать, не дожидаясь, когда беда осадит коня у Башни Льва.
[23]
Дверь открылась, и давешний евнух распростерся на полу:
— Он здесь, о Лев Атэва!
— Веди.
— О владыка владык, этот презренный грязен и смраден, как стадо свиней, и опасен, как бешеный буйвол.
— Хватит, Юкмед. — Брови повелителя на волос сдвинулись к переносице — этого было довольно, чтобы евнух пятясь вышел, и спустя мгновение в зал вступили два могучих воина в белом. Между ними на двух цепях шел высокий светловолосый человек в короткой тунике, перепачканной смолой.
— Оставьте нас, — махнул рукой калиф.
Воины переглянулись, но ослушаться не осмелились и бесшумно удалились. Закованный молчал, глядя очень светлыми глазами на раскинувшегося на подушках владыку атэвов.
— Ты дерзок, это хорошо. — Рука с остро отточенными ногтями отсчитала несколько бусин на четках из черного янтаря. — Ты был капитаном эландского корабля?
— Я маринер и умру маринером. — Пленник с вызовом вскинул голову.
— Как тебя зовут, хансир? — Эландец вызывающе молчал, но Майхуба это, казалось, забавляло. — Я мог бы тебя бросить собакам или снять с тебя кожу, — калиф отложил еще две бусины, — но я поступлю по-другому. Я отпущу тебя и всех эландских рабов, еще не забывших имя отца и песню матери. Я дам вам три корабля, чьи трюмы заполню вином, зерном и оружием, и ты отведешь эти корабли к дею
[24]
Арраджу и передашь ему письмо.
Пленник, на лице которого дерзость сменилась удивлением и непониманием, недоумевающе смотрел на «сурианского Льва».
— Я скажу тебе больше, чем своим воинам, — Майхуб резким движением отбросил четки, — ибо они знают сладость повиновения, а тебе она недоступна. За проливом идет война, владыка Холодных гор дей Миххад напал на Эр-Арсий и победил. Теперь он ищет победы над Эр-Иджаконом. Но я этого не хочу, а потому возвращаю вашему дею его воинов и дарю ему еду и оружие.
— Меня зовут Иоганн Рамер. Я могу сделать, что хочет повелитель Атэва, но я должен быть уверен…
— Тебе придется поверить, Ходжан. — В глазах калифа сверкнула черная молния. — Дей Миххад — черный колдун. Если он сломает хребет Эр-Иджакону, рано или поздно он перепрыгнет пролив. Так пусть дей Аррадж обрежет сыну змеи уши и нос и прибьет над порогом худшей из своих жен. Когда Льву Атэва и Волку Иджакона будет тесно под одним солнцем, клыки и когти решат, кому властвовать, а кому умереть. Но это будет честный бой, достойный мужчин и воинов. Пока же презренный Миххад оскверняет пророка своим дыханьем, Эр-Атэв и Эр-Иджакон встанут спина к спине. Я сказал!
— Я понял, — твердо произнес маринер Иоганн, — и исполню. — Подумал и добавил: — Клянусь Великими Братьями.
4
Их было семеро. Сезар Мальвани, моложавый красавец, словно бы вернувшийся с праздничного парада, а не проделавший беспримерный по скорости марш от Гверганды до Центральной Арции и обратно; Архипастырь Феликс, в темном платье воинского покроя более похожий на командора, нежели на клирика высокого ранга; усталый, с потемневшим жестким лицом командор Добори; порывистый черноглазый Шандер Гардани, вполне оправившийся от своей странной болезни; величавый Максимилиан в роскошном кардинальском облачении; согнутый годами Эрик и Рене, спокойный и сосредоточенный, как в море во время шторма. Их было семеро, и от них зависело, удастся ли предотвратить предсказанное в Пророчестве, или же Благодатные земли навеки скроются в смертном тумане.
На столе стояло вино, в шандалах горели свечи, за окнами буйствовала летняя ночь, полная звезд и ласкового ропота волн, но людям, собравшимся в Башне Альбатроса, было не до щедрот, изливаемых на землю Звездным Лебедем.
— Так вот как оно все было. — Эрик склонил седую голову. — Что ж, вечная им всем память… Но как вы позволили предателю разгуливать на свободе?!
— Кто же знал, что Койла — предатель? — вздохнул Добори. — Провел он всех. Годой понимал, что все держится на маршале Ландее, вот и ударил. Но чего уж теперь шпагой махать… Нужно думать, что делать дальше.
— Он мог не быть предателем, — негромко сказал Шандер. — Он не был предателем, потому вы и поверили… У Годоя все-таки получилось.
— Что получилось? — не понял Мальвани. — Конечно, получилось. Иначе б нас здесь не было.
— Шандер имеет в виду новое заклятье. — Рене говорил о магии, словно о новом окуляре. — Годой искал способ подчинить себе волю человека и, возможно, нашел, так что в плен к нему лучше живым не попадать, но мы это знали и раньше.
— Знали. — Мальвани взял со стола кубок, но пить не стал, так и держал в руке. — Того, что здесь было сказано, достаточно, чтобы забыть и думать о переговорах. Если б речь шла просто о войне, я бы был почти спокоен — Гверганду никакая армия не возьмет. Ее просто невозможно взять.
— Чего ж вы тогда ее от нас стерегли? — беззлобно поддразнил арцийца Эрик. — Раз она такая неприступная.
— Да мы вас и не опасались, — махнул рукой Мальвани, — просто нужно было где-то копить силы. Мы готовились голову Бернару открутить, да слишком долго копались… Хотя с вами, монсигнор, считаться тоже приходилось, от Счастливчика всегда можно ждать такого, что никому и в голову не придет. Захоти вы захватить Гверганду, Проклятый знает, чем бы дело кончилось.
— Проклятый? — непонятно чему улыбнулся Рене. — Проклятый точно все знает. И в чем дело, и что делать… Я бы от его помощи не отказался, самый бы подходящий противник Годою был. Но приходится рассчитывать на себя.
