Я быстро окинула взглядом обшарпанный холл.
Наверное, у них тут не слишком хорошо идут дела — никаких кожаных диванов,
стеклянных столиков и новомодных светильников и в помине нет. С потрескавшегося
потолка свисает пыльная люстра — точь-в-точь такая имелась в зале, где
проходили репетиции оркестра, в котором, погибая от тоски, я когда-то
нащипывала арфу.
— Так куда торопимся? — изменил форму вопроса
охранник и грозно сдвинул брови.
Я горестно вздохнула. Наверное, дедушка
считает себя молодым и резвым, людям свойственно неправильно оценивать собственный
ум, красоту и физические силы. Но не следует обижать пенсионера.
— Здравствуйте, — улыбнулась я.
— Ну и что? — нетрадиционно отреагировал на
приветствие старичок.
— Я из журнала «Химия в жизни», пришла писать
о похоронах Антонова Михаила Петровича.
Дедулька аккуратно поправил очки.
— Ну и что?
— Ничего, просто хочу войти.
— Идите, — пожал плечами охранник, — только
сначала на вопросик ответьте.
— Пожалуйста, — кивнула я.
Наверное, сейчас пенсионер спросит мои имя и
фамилию, занесет информацию в толстую книжку и выдаст бейджик с надписью
«Гость». Но старичок неожиданно поинтересовался:
— Взрывчатку или террористические наклонности
имеете?
— Нет, — слегка обескураженная его вопросом,
ответила я. — Могу сумку показать, в ней ничего, кроме обычной ерунды, нет.
Дедуся снял очки, закрыл глаза и погрузился в
нирвану.
— Эй, — окликнула я его, — давайте пропуск!
— Так ступайте, — не поднимая век, разрешил
охранник. — Главное, чтоб не шахидка. Правда, я сразу понял: приличный человек
пришел, но бдительность проявить следовало, уж не обижайтесь.
Я посмотрела на расстилавшийся впереди
длиннющий коридор, выкрашенный гадко-зеленой краской. Интересно, сколько таких
божьих одуванчиков стоит на карауле у входа в разные предприятия? Какое
количество охранников делает вывод о добропорядочности посетителя, лишь окинув
незнакомца взором? Странная, однако, у людей логика. Если в помещение
вваливается здоровенный детина в камуфляжной форме, с зеленой повязкой на
голове и парочкой автоматов в руках, то это, ясное дело, террорист, а коли в
учреждение, мило улыбаясь, входит хрупкая блондинка, она добропорядочная
гражданка. Может, объяснить сейчас мирно задремавшему дедусе жестокую правду:
люди, задумавшие теракт, могут нанять любого человека, желающего, как говорил
жадный паренек в радиорубке школы Лизаветы, получить баклана в кудрях, а теория
Ломброзо
[9]
давным-давно признана несостоятельной?
Секьюрити начал похрапывать, я пошла вперед,
спотыкаясь о выщербленную плитку. Какой смысл воспитывать дедушку? Только зря
потеряю время. Ни одному террористу не придет в голову обратить внимание на эту
цитадель науки. Да тут и сотрудников нет!
НИИ казался вымершим, все огромные двери были
заперты, на стук никто не отзывался. Похоже, ученые вообще не ходят на работу.
А может, у них сегодня какой-нибудь библиотечный или творческий день?
Коридор сделал резкий поворот, и снова перед
глазами зазмеилось узкое пространство со стенами цвета гнилой травы и с
разбитой плиткой на полу. Потеряв надежду встретить хоть одного живого
человека, я мрачно брела вперед. Внезапно до носа долетел запах дыма. Я
встрепенулась, ускорила шаг и, о радость, уперлась в приоткрытую дверь, за
которой виднелась лестница. Я ощутила неподдельную радость. Наверное, тот
единственный человек, который все же решил заглянуть сегодня на работу, курит
сейчас, сидя на подоконнике.
И точно, на широкой доске, покрытой
облупленной, видимо, некогда белой краской, возле железной банки из-под
растворимого кофе, набитой окурками, виднелась худенькая фигурка в джинсах. Я,
навесив на лицо самую милую улыбочку, подошла к девушке, мигом поняла, что она
чуть старше Лизы, и весело воскликнула:
— Добрый день! Меня зовут Лампа.
— Добрее денечка в моей жизни еще не
встречалось! — зло воскликнула девчонка. — Рада знакомству, я торшер.
— Кто? — удивилась я.
— Если у тебя хватило ума назваться лампой —
шутка, однако, фиговая! — то не тушуйся, зови меня торшером, — гавкнула
собеседница, потом она вытащила из кармана скомканный бумажный носовой платок и
с чувством произнесла: — Сука!
Я опешила. Может, в этом НИИ работают люди с
ограниченными умственными способностями? Ладно дедушка-охранник, он уже совсем
старый. Впрочем, пенсионер и не думал обижать посетительницу, он был со мной
вежлив, даже мил, просто попросил ответить честно на вопрос: не хочу ли я
взорвать здание? А эта девочка накинулась на незнакомку, словно голодная крыса.
— Чего уставилась? — сердито продолжила
курильщица. — Билет на шоу купила? Керосинка, блин!
Я вынула паспорт, раскрыла его на первой
странице и сунула грубиянке под нос.
— Видишь, что написано? Евлампия. Но,
согласись, имечко тяжеловато для произношения, вот приятели и сократили его до
более простого — Лампа. Я настолько к нему привыкла, что представляюсь подобным
образом, не думая о реакции человека, который услышит такое имя. Поэтому хорошо
понимаю твой пассаж по поводу торшера. Но с чего ты решила, что имеешь право
обозвать меня сукой?
Девушка молча промокнула глаза смятой
бумажкой.
— Извини, — устало сказала она, — «сука»
относилось не к тебе, а к Нине Леонидовне. Довела до ручки. Хватит, ухожу!
Кстати, меня Светой зовут.
— Лампа, — повторила я.
— Ты сюда кем нанялась? — нервно поинтересовалась
Светлана. — Лаборанткой?
Я кивнула, девушка опять потерла глаза
платком.
— Давно? — спросила она с явным сочувствием.
— Сегодня первый день.
— И как тебе?
— Вот, брожу по коридорам, ищу живых людей.
Что тут случилось?
— Здесь всегда так, — мрачно пояснила Света. —
Ходят, когда хотят, задолбали. Нормальный рабочий день как устроен: в десять
впрягайся, потом обед, в восемнадцать ноль-ноль домой. Тебе небось, когда
устраивалась, в отделе кадров напели: служба легкая, есть библиотечный день…
Так?
— Верно, — согласилась я.
