– Романова, – сердито оборвал меня
Борька, – им не нужен журналист. Как правило, те, кто имеет диплом, дающий
право выходить в эфир, полагают, что скрипичный ключ – это инструмент, при
помощи которого чинят скрипку. На «Буме» хотят иметь музыканта, ничего сложного
в этой работе нет, передача делится на две части. Сначала к тебе приходит
гость, и вы ведете милую беседу, ну типа: ваши творческие планы, предстоящие
гастроли, полученные премии… Кстати, в основном к тебе попрет попса, народ
любит всяких певцов и певичек. Два притопа, три прихлопа, группа «Веселые
мальчики», коллектив «Воющие девочки». Сплошная ерунда. Затем будет викторина.
Задаешь вопросы, а слушатели несутся к телефону и дозваниваются в эфир. Кто
правильно ответил, тот и получает подарок. Проще только чай пить.
– Ой, – испугалась я.
– Что еще? – рассердился Борька, еще
больше краснея. – Какая новая проблема? У тебя вставная челюсть, которая
имеет обыкновение вываливаться при длительном разговоре?
– А вдруг я сама не сумею правильно ответить
на вопрос?
Крюков закатил глаза:
– Романова, ты поражаешь громадьем ума! Ответы
будут лежать перед тобой! Пятьсот баксов! За несколько часов работы в неделю!
Да узнай народ про такую службу, мигом бы толпа разнесла офис «Бума», а ты еще
кривляешься! Может, тебе просто лень?
Я сразу вспомнила Галку Сорокину и быстро
сказала:
– А когда приступать?
Лицо Борьки просветлело, он выхватил из
кармана мобильник и радостно заорал в трубку:
– Викуля? Все, есть ведущая!
Потом, положив сотовый на стол, мой бывший
однокашник шумно вздохнул и принялся объяснять, куда я должна явиться завтра к
семи часам вечера.
– Эфир начинается в девять, – заботливо
говорил он, – но приходить следует заранее, пока подготовишься, пока то,
пока се…
Я кивала. Понятно, так бывает всегда. Сначала,
нанимая вас на службу, начальство обещает, что рабочих часов будет всего ничего,
потом, когда вы даете принципиальное согласие, выясняется: пахать придется в
три раза больше, а затем, получив первую зарплату, вы понимаете, что и оклад
существенно меньше заявленного…
– Все просекла? – теребил меня
Крюков. – Смотри не опоздай!
– Хорошо, – тихо ответила я, – а
какое ты имеешь отношение к этому «Буму» и почему выбрал меня?
Борька вытащил платок, вытер им лысину и
туманно сказал:
– Ну, так получилось. Просто руководство
«Бума» попросило меня им помочь, я и постарался, двух зайцев убил: и тебе помог
и радийщикам.
Увидав меня на пороге, Кирюшка попросил:
– Давай съездим на проспект, купим торт, такой
замороженный, со взбитыми сливками и ягодами! У меня сегодня всего три урока
было!
Я согласилась, и мы пошли к машине. Всю дорогу
до супермаркета Кирюшка ерзал по сиденью. В конце концов я не выдержала:
– Можно подумать, что из кресла торчит гвоздь!
– Не, – ухмыльнулся мальчик, – но
что-то мешает.
Он засунул руку под тоненькую накидку и выудил
небольшую железную коробочку. Внутри оказалась телефонная книжка.
– Гляди, – ткнул мне ее под нос
Кирилл, – Галкина штучка.
– Отчего ты так решил?
– Так тут на первой странице написано:
«Сорокина» – и телефон дан. Небось она который день ее ищет. Во раззява.
Мы купили торт, привезли его домой, съели, я
помыла посуду и вздохнула. Очень не хочется, но надо позвонить Гале и сообщить
о находке. Сорокина небось злится на меня, сейчас наслушаюсь! Хотя, может,
перевалить дело на Лизу?
Девочка, поныв для порядка: «Почему всегда я
должна делать неприятные вещи», набрала номер и вежливо сказала:
– Здравствуйте, Леонид Максимович, это Лиза,
можно Галину Семеновну? Она…
Очевидно, Леня прервал ее, потому что Лизавета
замолчала, затем ее глаза расширились, а на лице появилось выражение искреннего
недоумения.
– Ну ни фига себе! – воскликнула девочка,
отсоединяясь.
– Что он тебе сказал?
Лиза трясла головой:
– Боюсь, если повторю, ты меня не одобришь,
ну, как бы это объяснить, один глагол, одно притяжательное местоимение и одно
существительное. Правда, две последние части речи сказать вслух можно,
неприличными они делаются лишь в сочетании с той, что обозначает движение.
– Леня ругался при тебе матом? –
изумилась я. – Он пьян?
– Трезвее некуда, – заверила меня
Лиза, – сообщил, что Галя б…, и он с ней больше не живет!
Я схватила трубку. Скорей всего, Ленька от
удушающей жары сошел с ума!
– Да, – рявкнул приятель, – кто там?
То есть, чего надо?
– Это Лампа.
– Ну!
– Позови Галю.
– Твоя подруга, – завопил Ленька с такой
силой, что у меня заложило уши, – твоя подруженька!..
Разрешите мне не приводить тут его
высказывание целиком. Поверьте, ни одного печатного слова Леонид Максимович не
произнес. Прооравшись, он бросил трубку, а я, схватив ключи, понеслась к
Сорокиным. С моей подругой явно случилась какая-то неприятность.
Дверь мне открыла Ирина Глебовна, мать Лени.
Ее лицо было хмурым. Увидав меня, она сжала губы в нитку, потом сурово заявила:
– Вам незачем более сюда являться, Галина
Семеновна тут не живет!
Вымолвив это, она хотела уже захлопнуть дверь,
но я быстро сунула ногу в щель между косяком и створкой.
– Послушайте, ведь я не сделала вам ничего
плохого. Может, объясните, в чем дело?
Ирина Глебовна молча попыталась выпихнуть мою
ступню из проема, но я цепко держалась пяткой за порог. За спиной старухи
замаячил Ленька.
– Явилась не запылилась, – прошипел
он, – ну входи, послушай про свою подруженьку, узнай ее истинное лицо!
Он втащил меня в прихожую и прямо у вешалки,
забыв предложить пройти в комнату, рассказал совершенно невероятную историю.
