Моментом позже внезапно взвыли тормозные двигатели «Ориона» – по экрану побежали облака, и впереди неожиданно открылось посадочное поле. Над ним висел исполинский, составленный из отдельных невесомых сегментов, гравитационный купол. Его неощутимая, отграничивающая космопорт от окружающей местности поверхность была чуть присыпана снегом. Ниже цепочками, пятнами огней высвечивались отдельные службы транспортного терминала. Наконец, когда «Орион» завис над центром купола, сегменты незримо разошлись. Двигатели завыли громче, и «Орион», покачиваясь, начал опускаться по вертикали с едва заметным боковым сносом, скоро его опоры коснулись бетонных плит площадки.
По длинному гофрированному коридору, выдвинувшемуся из подъехавшего к челноку огромного трайлера на гусеничном ходу, пассажиров провели внутрь накрытого прозрачным колпаком салона. Отсюда Грейсону было видно, как сегменты гравитационного поля, раскрывшиеся, чтобы пропустить прибывший корабль, вновь сомкнулись. Это была завораживающая картина – последние снежинки, густо сыпавшие с неба, внезапно исчезли, по посадочному полю пробежал ветер, взметнул снеговые столбы, колыхнул вершины редких деревьев, и над территорией космопорта вновь установилось залитое светом затишье.
Температура за пределами трайлера была около десяти градусов по Цельсию, не все пассажиры оказались готовы к подобным условиям. Грейсон сразу отыскал взглядом местных жителей. Мужчины были одеты в меховые шубы и увешаны многочисленными цепями и крупными медальонами из золота. Вид у них немного варварский. Женщины предпочитали длинные платья, тоже отделанные мехом, а также утепленные пальто и меховые накидки. Признаться, Грейсону никогда не доводилось видеть
такие красивые шкурки. В салоне тягача было ощутимо холодно – впрочем, как в последующем отметил полковник, таркардцы практически не отапливали салоны общественного транспорта, холлы и вестибюли в домах. По-видимому, у них считалось бессмысленным делом согревать те помещения, из которых свободно утекало тепло. Местным жителям подобное закаливание вовсе не казалось опасным чудачеством, легкий морозец они предпочитали всякой другой погоде. Нельзя сказать, что в жилищах таркардцев царил холод. При желании всегда можно было поворотом ручки подогреть воздух до желанной температуры, однако в общем-то здесь предпочитали прохладу. От нее, поежился Карлайл, иной раз зуб на зуб не попадает.
Наконец тягач добрался до терминала. Грейсон, Лори и сопровождающие их спутники вместе с толпой других пассажиров вошли в просторный, с высоким потолком вестибюль. Отсюда по широким пандусам спустились в еще более огромный зал ожидания. Насчет пространства, мороза и природных красот таркардцы не скупились. Потолок зала как бы терялся в заоблачной дали… Здесь им пришлось ступить на ленту транспортера, которая вынесла их в особое огороженное помещение, где пассажиров поджидали встречавшие рейс люди. Здесь же находились два человека в зелено-голубой форме Таркардской королевской гвардии. У старшего были нашивки лейтенанта. В прежней лиранской табели о рангах это звание не считалось полностью офицерским – это была как бы переходная ступень… Непонятно, как теперь? Возможно, Катрин ввела изменения в иерархию званий? Второй был капралом, на нем куртка десантника, пятнистые штаны и высокие ботинки со шнурками.
Лейтенант держал в руках коробочку, на экране которой высвечивался чей-то портрет. Несколько раз взглянув туда, он безошибочно обратился к Грейсону:
– Полковник Карлайл?
– Да, я Карлайл.
– Пожалуйста, следуйте за нами. – Лейтенант мимолетным взглядом оглядел прибывших с Грейсоном товарищей и спросил: – Это с вами?
– Да. Я что, считаюсь под арестом? – спросил Грейсон.
– Нет, сэр. Я получил приказ сопровождать вас до места, где вам надлежит остановиться.
– Я полагал, что нас разместят в «Reichhaus»? «Имперским домом» называлась самая известная гостиница в Таркарде.
– Сэр, я получил приказ сопровождать вас до места…
– Ладно, ладно! – махнул рукой Карлайл. – Приказано – сопровождайте!..
Сначала полковник хотел выяснить, что еще известно встречающим, потом решил, что это бесполезно. Неразумно с первых минут устраивать скандал. Официально ему не было предъявлено никакого обвинения. Зачем же с первых шагов наживать неприятности?
Лейтенант указал направление, и они всей гурьбой двинулись за ним. Капрал замыкал процессию. Они миновали зал ожидания, вновь по наклонной плоскости спустились в следующий вестибюль. В зале ожидания, как заметил Грейсон, уже появились символы народного энтузиазма. По стенам были развешаны знамена, несколько лозунгов на немецком и английском языках; полотнища были национальных – белого и голубого – цветов, спускавшиеся до пола. На обзорных экранах высвечивалось: «Лиранское Содружество. Мир, процветание, независимость!» На другой стене, на трехметровом дисплее, был представлен поясной портрет Катрин, повыше нижнего обреза слова: «Штайнер: еще раз у руля!» На самом большом экране, занимавшем большой участок стены, показывали биографический ролик, повествующий о новой архонтессе. Это все было понятно, но тревожил портрет, на котором она была изображена в поблескивающих бело-голубых доспехах, на плечи наброшен офицерский плащ, на боку – кобура с торчащей из нее ручкой лазерного пистолета.
Просто новоявленная Жанна д'Арк, усмехнулся Грейсон. Все это время он особенно внимательно следил за выражением лиц, оценивал таившиеся в глазах чувства. Особенного воинственного пыла во взглядах он не замечал. Лозунг, призывавший Штайнеров к рулю, казался откровенно глупым. Виктор в еще большей степени, чем сестра, мог считаться Штайнером. Ведь он был старший сын! Подобная накладка свидетельствовала, что аппарат Катрин, отвечающий за связи с общественностью, был в полном замоте. Как иначе, когда всего две недели назад Катрин Штайнер-Дэвион, младшая сестра принца-архонта Федеративного Содружества, превратилась в архонтессу Катрин Штайнер, главу Лиранского Содружества. Размышляя о событиях, которых следовало ждать после разрыва, Грейсон отдавал себе отчет, что, даже если заявление Виктора было искренним и в ближайшие год-два-три можно не опасаться крупномасштабной войны, все равно между братом и сестрой никогда больше не будет согласия – ненависть неисчерпаема! – и в будущем этот фактор обязательно скажется. Собственно, положение Катрин было более чем неустойчивым. Если в пределах прежнего Федсода население с горечью, но достаточно сдержанно встретило весть об отсоединении лиранцев, то на просторах нового Содружества дела обстояли совсем не так гладко, как трубили официальные средства массовой информации. Недаром цензура ввела строгие ограничения на сообщения с мест, но всякий разумный человек понимал, что партия Дэвионов куда более сильна именно в Лирсоде, чем в исконно принадлежащих им районах. Конечно, их сторонники сначала испытали шок, но теперь внутренняя трещина, расколовшая новое государство, будет только расширяться. Развал огромной державы отрицательно скажется на судьбах сотен миллионов людей. На семьях, на экономических и культурных связях, на психологическом настрое… Если Катрин в ближайшее время не добьется заметных успехов в деле развития народного хозяйства и повышении жизненного уровня, очень многие подданные спросят ее: зачем нужно было такое отделение? Нас никто не спрашивал, референдум не проводился, не было никакого решения представительного органа. С какой стати мы должны оплачивать чужие амбиции из своих кошельков?
