Ахает жарко.
Нестерпимо горячая волна проходит над ним, словно раскаленный язык гигантского зверя из разверзшегося ада. Задыхаясь от жара, Петр выжидает секунду, затем вскакивает. Вход горит. Горит ослепительно ярко, заставляя щуриться, глаза снова начинают слезиться. Плазма завивается вихрями, перекрыв путь наружу, камни плавятся от чудовищной температуры, горят, источая раскаленный смрад. Теперь врагам какое-то время не добраться до них.
Он взваливает парня на плечи, шагает в темноту за поворотом тоннеля. Тяжелый, зараза. Некогда даже пульс проверить, а вдруг он тащит труп, но не здесь, иначе эта плазма изжарит их обоих — кожа на лице Петра натянулась, словно высушенная маска, того и гляди лопнет на скулах.
Сзади слышится грохот, волна горячего воздуха толкает в спину, и свет сразу меркнет. Петр невольно оборачивается, хотя с ношей на плечах среди тесных стен и низкого свода это непросто. Вот как. Свод все-таки обвалился, перекрыв проход полностью. Сквозь пылевую мглу, поднятую обвалом, едва видно, как остаточные языки плазмы пробегают по камням, словно искры по тлеющим головешкам затухающего костра.
На такой эффект он даже не рассчитывал.
Ну и ладно. Так даже надежнее. Хотя он бы не отказался еще чуток пострелять… Если бы здесь не было Шайи, конечно.
Она снова легка на помине — возникает прямо перед Петром смутным силуэтом. Молча помогает снять ношу с плеч, затем они вдвоем подхватывают парня за руки и за ноги, оттаскивают вглубь, к рюкзаку. Опускают его ничком, Петр отдает Шайе карабин и, пока она подсвечивает встроенным фонарем, виброножом срезает обгоревшую ткань со спины пострадавшего, баллончиком из медпены обрабатывает ожоги. Ожоги скверные. Большая часть спины превратилась в жаркое, кожа местами прогорела до мяса, а там, где не сгорела, вспухла багровыми волдырями. От волос на голове ничего не осталось, череп выглядит жутковато — словно обугленный. От вони сгоревшего мяса Петра замутило, это все-таки не шашлык, а живой человек, а ему редко приходилось иметь дело с ранеными. Он все-таки не в пехоте служит, а в коконе боевого робота, там человеческие потери и увечья воспринимаются совсем иначе. Нейтрально.
Петр заканчивает обработку спины пострадавшего и переходит на череп. Медпена шипит и застывает тугой эластичной коркой. Без срочной госпитализации парень может и не выжить, это и без особых познаний в медицине ясно.
— Это тот самый тип, которого мы видели по лоцману? — хрипло уточняет Шайя и кашляет от пыли, вьющейся вокруг.
— Ты права. Это он. Понимаешь, что это значит?
— Что ничего у ребят не вышло. Мне так жаль…
Медпены хватает впритык. Петр выкидывает опустевший баллончик в темноту, вкалывает в шею торговца капсулу с регенерином и устало прислоняется к стене. Все, он сделал все, что смог.
— Гаси свет, Шайя.
Та послушно выключает фонарь, прекрасно понимая, что запасные батареи им сюда никто не доставит по заказу, да и демаскировать себя с горящим фонарем легче.
«Беспокойный денек, — думает Петр. — Столько всего сразу. Вот еще и ладони начинает жечь. Похоже, опалил сильнее, чем думал, когда тушил торговца, но на всплеске адреналина сразу не ощутил. А теперь накатило. Значит, действие наркотика подходит к концу, вон и знобить уже начало. Дальше будет хуже, после эго-27 всегда мутный отходняк…»
— И что будем делать теперь?
Петр слабо кривит губы в невольной усмешке. Любит все-таки Шайя задавать риторические вопросы. На которые существуют лишь риторические ответы.
— То же, что и раньше. Постараемся выжить. Как бы там ни было, а шансы…
Слабый запах разложения касается обоняния. Знакомый запах. Умолкнув, Петр тут же оказывается на корточках и пружинисто оборачивается, забыв об усталости. Плавно вскидывает карабин прикладом к плечу, палец ложится на спусковой сенсор. Затем включает фонарь.
Капрал. Взъерошенный, с грязными разводами на заметно осунувшемся лице, верзила замирает в какой-то нелепой, скособоченной позе. Прикрывает лихорадочно блестящие глаза от бьющего в него света грязной ладонью и в привычной для него манере невнятно ворчит, словно набрал в рот камней:
— Опусти оружие, сучонок, нечего в меня целиться…
— Ты сбежал, когда был нужен. — Петр свирепо скалит зубы, спусковой сенсор карабина буквально жжет ему палец, желание нажать и прикончить это «недоразумение природы» преодолеть почти невозможно. И все-таки он удерживается. — Назови причину, которая помешает мне пристрелить тебя прямо сейчас, как предателя и труса. Считаю до трех.
— Петр, он сможет нести бикаэльца, если потребуется. Еще одна пара рук лишней не будет, — приводит веский довод Шайя, обеспокоенная чересчур бурной реакцией спутника.
— Сами понесете, — огрызается капрал. — У меня есть причина получше. Я знаю, куда идти, чтобы выбраться из этой кучи дерьма, в которой мы все оказались. Пока вы тут развлекались, я разведал дорогу в этих долбаных пещерах, вся башка в синяках и шишках, так что цените мою доброту…
Петр нехотя опускает карабин. Луч фонаря меркнет, и лицо капрала снова исчезает во тьме. А он полон сюрпризов, этот нелепый человечек. И не все из них — неприятные. Ради того, чтобы вытащить отсюда Шайю в более безопасное место…
Пусть еще поживет.
— Принято, капрал. Веди.
Июль 2008
