Федор с Димкой подошли к крайней в левом ряду кабинке, где находилось окошечко кассы, заплатили дежурной седовласой даме по пять патронов с носа и получили суточный билет на двухместную кабинку в правом блоке. Народу по проходу сновало довольно много, и военных, и гражданских, — кто выходил из кабинок, кто входил, а кто и просто шел мимо, воспользовавшись дорогой. Сверяя номер в билете с цифрами, нарисованными над входом в каждую кабинку, путники добрались до нужной. Откинув клеенчатый полог, который служил в номерах дверью, они наконец оказались внутри, в уютном полумраке по-спартански простого, но довольно комфортного помещения в два с половиной на два метра. Две узкие койки, застеленные продавленными до толщины бумаги поролоновыми матрацами и старенькими, но чистыми шерстяными одеялами, тумбочка для личных вещей в проходе возле изголовья коек, на ней — плошка со свечкой. Да пара проволочных вешалок для одежды, прикрученных к профилю металлического каркаса у входа, — вот и вся обстановка.
В номерах без всякой боязни можно было оставлять имущество — за каждым десятком кабинок бдительно следил отдельный охранник, и с ворами в Ганзе разговор был короткий — клеймо и ссылка на самые грязные работы, вроде чистки общественных нужников сроком на год. Второй раз лучше не попадаться вовсе. Если гражданин Ганзы — лишение гражданства с последующей высылкой за пределы кольцевой. Если приезжий — лишение руки, второе клеймо и высылка. Таганская весьма дорожила своей репутацией одной из самых безопасных станций в метро, и за эту безопасность как жители, так и приезжие платили охотно.
Рюкзаки бросили возле тумбочки, сверху разложили оружие, а затем сразу без разговоров завалились на койки. Можно было обойтись и без свечи — откинуть специальное окошко в потолке, чтобы в комнату попадал свет от люстр со свода центрального зала. Но к чему утруждаться, если они собрались отдохнуть? Да и теплый воздух будет выходить быстрее. Можно даже за отдельную плату взять в хозяйственной комнате подушки, но сейчас обоим путникам было не до излишеств.
Звукоизоляция в кабинках, конечно, оставляла желать лучшего — справа за тонкой стенкой, судя по азартным выкрикам и смачным шлепкам, кто-то резался в карты, наверняка приспособив под стол тумбочку, а слева время от времени слышался надсадный кашель. Но все это сущие мелочи по сравнению с возможностью вытянуться во весь рост на мягком. Димка упал на спину и даже зажмурился от удовольствия, отдавшись ощущению приятной истомы в натруженных мышцах.
Медленно текли минуты, возбуждение после похода постепенно спадало, а сон упрямо не шел, хотя спать хотелось страшно. В сознании, накрученном событиями дороги, мелькали десятки беспокойных мыслей обо всем подряд, в том числе и прежние, уже набившие оскомину вопросы. В первую очередь — о Наташе. Где она сейчас? Что сделали с ней похитители? С какой целью вообще совершенно похищение? Неужели ради выкупа? Зачем отец послал ее именно этой ночью на Таганку и что с ее здоровьем на самом деле? Версия Каданцева, что сестре «нездоровится по женской части» и поэтому ее везут «на осмотр к медицинским воротилам Ганзы», сейчас казалась Димке неубедительной и притянутой за уши. До сих пор врачи Альянса справлялись с большинством болезней и недомоганий своих граждан, как мужчин, так и женщин. Хотя слова Каданцева насчет стажировки в Центре, пожалуй, имели основания… Но таинственность, спешка, недосказанность перечеркивали любые аргументы, заставляли выглядеть их несостоятельными. На все эти вопросы не было ответов, но они упрямо жгли сознание, словно раскаленные уголья, не позволяя забыться, отдохнуть.
Еще и это невероятно жуткое превращение пацана с Семеновской!
Димка досадливо стиснул зубы, пытаясь прогнать беспокойные мысли. Приподнявшись, наконец скинул на пол башмаки, чтобы дать отдых ногам, и снова улегся. Поерзал, устраиваясь поудобнее на продавленном, комковатом матрасе, сквозь который металлическая сетка впивалась в тело так, словно его и не было. Заставив койку противно скрипеть, повернулся на бок. Затем на другой. Сон не шел, лишь глумливо скалился откуда-то из сумрака. Еще минут через десять, не вытерпев, Димка повернулся на бок, лицом к Федору, и нарушил молчание:
— Федь, а Федь. Не спишь? Слушай, а ведь Натуралист приврал насчет Филевской. Помнишь Ворчуна, наставника, у которого я практику проходил?
— Отвяжись… — сонно пробормотал Федор, не открывая глаз. Он так и завалился в очках, не стал снимать. В полосках рассеянного света, просачивавшегося в помещение из зала сквозь щели по краям полога, его лицо казалось землистым от усталости. Синяк под глазом — презент от Ангела — выглядел как чернильное пятно. Тревожить напарника было совестно, но Димка сейчас был не в силах молчать:
— Ворчун говорил, что мутанты с Филевской не нападают на людей. Мирные они, всего боятся, от своей тени шарахаются.
Федор с нарочито душераздирающим вздохом поднялся, спустил ноги, присел на краю койки. Выщелкнул из пачки папироску, закурил и укоризненно взглянул на напарника.
— Димон, ты пиявка, а не человек, ты это знаешь? Мирные… — Федор насмешливо фыркнул. — Ты вон тоже мирный, Димон. Пока никто не трогает. А пацана завалил так, что рука не дрогнула. Ну и реакция у тебя, если честно…
Напоминание о «подвиге» заставило Димку насупиться. Он еще не решил окончательно, как относиться к своему первому в жизни убийству.
— Хорошо тебя этот Ворчун натаскал, — продолжил Федор, стряхивая пепел в жестяную банку, которая нашлась на полу. — Впрок пошла наука. Может, ты и в самом деле жизнь нам спас, мало ли куда эта образина могла рвануть? Бойцу вон горло одним движением порвала до позвоночника… брррр… — Федор зябко передернул плечами и тут же добавил, словно читая мысли — видимо, угрюмое выражение лица напарника сказало ему о многом: — Ты, главное, в голову не бери. Ты мутанта завалил, понимаешь? Если человек становится зверем, то разговор с ним может быть только один — пуля или картечь. Возможно, ты этим выстрелом спас многих. Неважно, куда тот пер, но на его пути рано или поздно снова оказались бы люди. А кем он был раньше — уже неважно. Так что без сантиментов и розовых соплей по поводу морали и этики, понял? Ты убил зверя.
— Да я так к этому и отношусь, — недовольно проворчал Димка. — Нечего меня лечить проповедями. На курсах сталкеров именно этому и учили: выживет лишь тот, кто нанесет удар первым. Но только тогда, когда в этом действительно возникнет необходимость, когда уже нельзя избежать нападения.
— Да-да, наслышан, наслышан про вашу психологическую обработку, — Федор неопределенным жестом покрутил папиросой, выписав огоньком в воздухе замысловатую кривую. — Хотя, если честно, жуть берет, как подумаешь, что человек вообще способен на такое превращение. Бедный пацан… С другой стороны, он уже так изменился, что начал всех подряд убивать. Тварь, несущая опасность людям, должна быть уничтожена, других вариантов тут просто не существует.
Похоже, Федора заклинило на этой теме, и Димке срочно захотелось перевести разговор в другое русло:
— Федь, а помнишь, там, в исповедальне, ты сказал, что я о тебе ничего не знаю? А это ведь правда, Федь. Ты вроде болтун изрядный, а о своем прошлом совсем ничего не рассказывал. Никогда. Есть причины?
