– Что ж это за пьянка, ежели на следующий день не стыдно! А ну наливай, пар вам в задницу!
Народ, ясное дело, охотно подчинялся.
И под звон сталкивающихся чарок в подступающий к слабо горящему костру вечерний сумрак лилась бередящая людские души песня Вохи Василиска:
Звёзды ночи, звёзды ночи
В мой заглядывают стих,
Словно очи, словно очи
Тех, кого уж нет в живых.
Глава двадцать четвёртая,
в которой оказывается, что неприятности только начинаются
Всё не только не так просто, но и просто не так.
Апофегмы
Сидя в уютном водильном кресле, Бова поёжился и потеплее запахнул специальную доху из меха юрсема, с некоторым беспокойством глядя в лобовое окно Дирижопля. Когда на землю Проклятого домена наконец пала ночь, летучий корабль уже несколько часов находился в воздухе, и сейчас в окне стелилась такая беспроглядная чернильная тьма, что настоятелю начинало казаться, будто этой ночью там, внизу, мир исчез навсегда. От неприятного ощущения не спасало даже безмятежное сияние редких звёзд высоко вверху, тщетно пытавшихся своим слабым светом разогнать эту тьму. В общем, полёт проходил практически вслепую, ориентироваться можно было лишь по приборам на доске управления, освещённой парой подвешенных к потолку лампад. И показания стрелок ветромера, говорившие о том, что ветер за бортом час от часу крепчает, тревожили Бову не на шутку. Понятное дело, включи-выключи, что на такой высоте, на которую он предусмотрительно поднял Дирижопль, столкнуться было не с чем, но подобная предосторожность имела и свои минусы, самым увесистым из которых являлся холод. Ежели бы не тёплый ток воздуха из вентиляционных отверстий в стенах, что шёл по отводным трубам прямиком из топки долгопарого движителя, то весь народ на верхней палубе давно бы превратился в снеговиков. В тех самых, которых дитятки нанков так любят лепить в своих снежных доменах на любой мало-мальски значительный праздник. Бове вдруг представились в этой роли бандюки, и скупая улыбка невольно коснулась его губ. Очень уж усатыми получились бы эти снеговики… Улыбка сбежала прочь, и Бова тяжко вздохнул. Возможно, эта идея – отправиться в путь на ночь глядя, была не такой уж хорошей. Но он ничего не смог с собой поделать. Лихорадочное нетерпение, охватившее его в предвкушении развязки всей этой истории с экспедицией в Проклятый домен, просто не позволило ему дожидаться утра. К тому же он не верил, что Дирижопль, им сконструированный и построенный чуть ли не его собственными руками от начала до конца, в котором каждая деталь, каждый узел был тщательно продуман… Короче, Бова не верил, что летучий корабль может подвести собственного создателя. Хотя бы потому, что ежели они брякнутся с такой высоты, включи-выключи, то костей точно уже не соберут.
Но кроме забот о Дирижопле у него хватало и других проблем. Да вот взять хотя бы этого торгаша-слава, Благушу. Знания, значит, неведомые к нему приходят… Что ж, он видел и слышал это сам. И то, что происходило с Благушей, вполне укладывалось в рамки картины, нарисованной в голове у Бовы. В течение долгих лет собирал он в архивах разных доменов сведения, выбирая ценные крупицы из гор никчёмного мусора, и так сложилась у него своя теория о том, что собой представляет книжица Благуши, для чего она существует, путешествуя по миру, словно живая, в поисках нового хозяина. Да и с Проповедником было не всё так просто, как казалось иным. На самом деле Безумный Проповедник был не единственным свидетелем тех страшных событий, когда домен, ранее носивший название Шевед, был опустошён до последнего жителя и впоследствии в миру переиначен в Проклятый. Люди Бовы давно уже нашли и опросили их всех, свидетелей, ныне, как и Проповедник, ставших долгожителями, но только последнему посчастливилось узнать и запомнить, как переправляться через Бездонье с помощью веховых олдей. Не важно, что к этому времени Бова нашёл свой способ – по воздуху. Здесь наблюдался очень важный момент – именно из слов Проповедника он наконец получил очень важную информацию о тех днях. И ключ к разгадке. Ведь если окажется, что таким же образом можно сдвинуть с места статую Олдя Великого на центральной площади любого заброшенного города домена, открыв проход в тайное тайных – центр управления этим самым доменом, а то и, чем елс не шутит, всем Универсумом, то… то в какую же бесценную сокровищницу знаний он сможет попасть! Да, он не оговорился. Именно центр управления миром. Кому же ещё, как не ему, изобретателю, философу, мыслителю… короче – гению, не знать, что их мир – Универсум – суть творение искусственное, такое же, как, например, Дирижопль самого Бовы. Конечно, конечно, и гению свойственно ошибаться. Что ж, в таком случае для поиска разгадки придётся воспользоваться старым проверенным методом, методом тыка. Не впервой. Бова верил в себя, в свои силы, в свой ум и волю. Верил в то, что его цель – выяснить правду о домене и, если надо, исправить существующее положение – вполне осуществима…
Дирижопль ощутимо вздрогнул всем корпусом, и мысли настоятеля прервались. Бова встревоженно глянул на ветромер и нахмурился. Ветер за бортом уже почти набрал силу бури, и стрелка качалась возле красной черты, за которой корабль мог получить повреждения или просто потерять управление. Впрочем, буйство непогоды начало чувствоваться уже и без показаний прибора – кроме подрагиваний корпуса, теперь внутрь кабины управления стал пробиваться шум ветра, поначалу неслышимый на фоне ровного гула долгопарого движителя. Вот ведь незадача, включи-выключи! Неужто придётся прямо ночью совершать посадку, чтобы не разбить корабль и не погубить всю команду?
Он потянулся к громкоговорительной трубе, чтобы отдать Ухарю необходимые распоряжения, но в последний момент передумал. Стенки запасника, отделявшие кабину управления от людского отсека, где находился сейчас весь народ (кроме обслужников в котельной), были довольно тонкими, и его голос, усиленный трубой, мог разбудить спящих. А ему совсем не хотелось поднимать тревогу раньше времени, особенно в…
Бова бросил взгляд на стеклянный колпак клепсидры, прикреплённый к борту справа от приборной доски: сонная ящерка, плававшая внутри в прозрачной водице, почуяв человеческое внимание, лениво шевельнула хвостом и ткнулась мордочкой в метку, соответствующую текущему часу.
«Особенно в два часа после полуночи», – определил время настоятель.
Он порывисто поднялся с насиженного местечка, подошёл к своему сменщику, дремавшему в запасном кресле, что находилось позади водильного, и потряс за плечо. Наверное, Косьме Тихому снился какой-то скверный сон, иначе как объяснить, что он так заполошно вскинулся, до предела округлив свои обычно узкие манговские глаза:
– А? Что? Потоп? Пожар? Падаем?
– Цыц, Косьма, беду накличешь, – строго осадил его Бова. – Пока только буря, включи-выключи. Посиди здесь за меня, а я к Ухарю наведаюсь. Ежели что, сразу зови. Всё понял?
– Ага.
Манг протёр глаза узкими ладонями и шустро слинял к водильному креслу, в котором завсегда готов был посидеть с пребольшим удовольствием, так как место ему это доставалось чрезвычайно редко – настоятель предпочитал управлять своим Дирижоплем сам.
