– Пусть моется тот, кому лень чесаться! – бодро отбрил Воха, по-прежнему не отрываясь от чтения томика апофегм. Но тут тяжёлый запах добрался и до его менее чуткого, чем у Благуши, носа. Воха наконец поднял глаза и недоумённо хмыкнул:
– И вправду, откуда такой дрянью тянет?
– Фу, гадость какая, – фыркнула Минута, прижимая к лицу платок, годный на все случаи жизни.
Тут и дедок, оставив на время своё недовольство, стал принюхиваться, поводя из стороны в сторону своим крупным, горбатым «клювом». Седые усищи при этом топорщились, поднимаясь и опускаясь, словно вёсла во время гребли.
А зловоние становилось всё сильнее.
Вскоре уже и принюхиваться стало незачем – разило отовсюду и с одинаковой силой. Напротив, пришло время по примеру Минуты зажимать носы кому чем придётся.
– Нет, энто всё-таки бандюки, – глухо заявил Безумный Проповедник, уткнув нос в рукав армяка. – Энто токмо от них, засранцев, может быть такая вонища!
– На остановке что-то прицепили! – кивнул Благуша. – Чтоб их, как олдей, каждого надвое развернуло, оторви и выбрось! Никак не угомонятся!
– А вы как думали? Вот и здесь сказано – все неприятности случаются в самое неподходящее время, – тоже из-под рукава плисовой рубахи прокомментировал Воха, скосив глаз во всё ещё раскрытую книжицу. И удивился. – Вот тебе и на, я же страницу не переворачивал, обертон те по ушам, а апофегма сменилась!
– Ой, что же делать-то будем? – еле слышно спросила Минута из-под платка, – Дышать же нечем! Заморят они нас этим запахом!
– Действительно, надо что-то делать. – Благуша решительно встал с лежака. – Давай-ка боковую дверцу откроем и попробуем проветрить…
– Не тронь дверцу! – заорал Воха. – Они только этого и ждут!
– Да ты что, бард, башкой стуманился или как? – Торгаш покачал головой, вспомнив свой личный опыт путешествия на грузовозе. – По-твоему что, бандюки прямо на крыше Махины сидят? Да ты сам прикинь – на такой скорости их же оттуда просто сдует. А не сдует, так замёрзнут вусмерть.
Воха попытался возразить, но поперхнулся, едва отняв рукав от лица, и снова спрятал нос в укрытие. А уже оттуда что-то возмущённо промычал недокормленным телёнком – что именно, разобрать было невозможно. Но, несмотря на собственные доводы, Благуша тоже призадумался и решил дверцу пока не трогать.
– Ладно, сделаем по-другому, – сказал слав, разворачиваясь в обратную сторону.
– Ты куда? – приглушённо спросила Минута (из-под платка выглядывали только глаза).
– В тамбур. Махину от вагонов отцеплять. Кхе-кхе… – Не выдержав, Благуша отбросил показное геройство и тоже достал платок, а уже из-под него пояснил: – Избавимся от вагонов, значит, избавимся и от бандюков, а после, как подальше отъедем, остановим Махину и избавимся от вонючей дряни, что к ней прилеплена.
– А откуда ж тебе ведомо, паря, как Махину отчиплять?
– Да всё оттуда, дед, откуда и управлять научился, – отмахнулся Благуша, не желая вдаваться в подробности. – Видел как-то, как знакомый подобное проделывал. Попытка не пытка, авось и получится…
– Погодь, надо подстраховаться. – Проповедник вскочил с лежака, подхватил с пола свой сидор и, стоически сморщившись от набросившейся на его нос вони, выудил из сидора короткую, но массивную дубинку весьма внушительного вида. – Ежели бандюки там, в тамбуре…
– И я с тобой! – Минута тоже вскочила с самым решительным видом, сверкая своими зелёными глазищами. – Надо будет, и голыми руками с лихоимцами разберусь!
У Благуши потеплело на сердце от столь дружной поддержки.
– Да ладно вам, везде бандюки мерещатся! Не такие уж они вездесущие, оторви и выбрось! А что до этих злодейских происков, то так просто, одной вонью, бандюкам нас не взять! Вот им назло сейчас по чарке хряснем да салом закусим…
Не стоило Благуше этого предлагать, но с кем ошибок не бывает? Сдавленно замычав, Воха швырнул на лежак томик апофегм и нырнул в клоацинник, где его, судя по характерным давящимся звукам, и вывернуло наизнанку. Не впрок пошла дармовая закуска.
– Один вже отвоевался, скатертью дорога, – мрачновато прокомментировал Проповедник. – Пошевеливайся, паря, делай, что задумкал. – И встал около тамбурной дверцы с дубинкой наготове, а Минута, сжав кулачки, пристроилась за его широкой спиной, чтобы в случае чего поддержать.
Благуша прижал ухо к дверце, прислушался, но никаких подозрительных звуков не уловил. Тогда он тихо снял засовы, приоткрыл дверцу…
И в щель тут же с лязгом въехало длинное лезвие ватаманской сабли, едва не насадив торгаша, как тушку трепыхалы на вертел! Благуша еле успел отскочить, а в дверь, отжимая её мощной дланью, уже неудержимо лезла багровая усатая харя самого Хитруна…
Что, напугали мы вас?
А не стоило пугаться, не стоило – это мы, авторы, так шуткуем, для нагнетания тревожной атмосферы на пустом месте. Сами подумайте, откуда здесь взяться ватаману? Ну откуда? Вот именно.
В тамбуре было пусто.
И воняло там куда меньше.
По-прежнему стараясь действовать как можно тише, слав осторожно шагнул вправо, распахнул неприметную боковую дверцу, встроенную в зад Махины, и, присев на корточки, окинул внимательным взглядом многочисленные рычажки, коими была увешена стенка ниши за дверцей. Ежели честно, он мало что запомнил из действий Ухаря, когда тот отцеплял Махину, но, странное дело, стоило сейчас взгляду коснуться того или иного рычажка, как Благуше сразу становилось ясно, как и куда его поворачивать – вправо, влево или на себя. Причём порядок действий в этой Махине отличался от порядка действий в Махине Ухаря, ведь здесь не имелось рычажков управления парусными щитами из-за отсутствия последних. И это странное знание, всплывавшее откуда-то из неизведанных глубин разума и не имеющее под собой никакого рационального объяснения, вновь привело Благушу в смятение. Но ненадолго. Ведь чего-то подобного он и ожидал, когда решился попробовать отцепить состав.
– Ну как? – громким шёпотом поинтересовался Проповедник, высовывая в тамбур взлохмаченную голову.
– Кажись, смогу, – так же шёпотом ответил слав. – А вы там поосторожнее, сильно не высовывайтесь. Когда отцеплю, рывок будет, так что держитесь за что-нибудь, чтобы на рельсы не кинуло. А то сразу каюк!
– Понял, скатертью дорога!
Голова Проповедника исчезла.
Оставшись один, Благуша вознёс молитву Олдю Великому и Двуликому, чтоб не лишил нечаянной сообразительности, собрался с духом и принялся за дело. Через несколько минут, благополучно закончив возиться с мелочью, слав поплевал на ладони и взялся за самый огромный рычаг, растущий из пола ниши почти до самого её верха.
Нажал.
Рычаг не шевельнулся.
Благуша мгновенно взмок. Отчётливо вспомнилось, как бугрились на широченной спине Ухаря могутные мускулы, аж шёлковая рубаха трещала да стонало железо хитрого механизма, когда тот тянул такой рычаг на себя, причём тянул плавно и медленно, превозмогая отчаянное сопротивление. Неужто ничего не получится? Неужто для того, чтобы это сделать, нужна сила Ухаря? Ну нет! Он и сам не слабак, оторви и выбрось!
