Он лежал на постели и, казалось, почти не
дышал. Но глаза его оставались такими же молодыми, как и всегда.
– Уилл? – прошептал он. – Уж на этот раз я не
надеялся, что ты выкарабкаешься. Но ты… Ты неуязвим.
– В Англии есть пословица, мой господин принц,
– мерзавец всех переживёт.
Тонкие губы раздвинулись в подобии улыбки.
– Ты ещё способен шутить. Что они делали с
тобой, Уилл? Я лежал без сна ночи напролёт, думая, что они могут сделать с
тобой. А они называли тебя трусом.
– Когда-то вы сказали мне, господин принц, что
прошлое не обсуждают. Только будущее. Со мной здесь принцесса Дзекоин.
Голова Иеясу чуть повернулась.
– Она пришла, чтобы просить вас сохранить
жизнь принцу Хидеери и его матери. И их людям, мой господин принц.
– А они до сих пор живы?
– Они заперлись в арсенале, мой господин
принц, и прислали со мной принцессу, умоляя пощадить их.
– И принцесса Едогими тоже? – Да, мой
господин.
– И португальская полукровка?
– Да, мой господин.
Глаза Иеясу не отрывались от его глаз. И
больше ни о ком не спрашивает? Знал ли он о Филиппе? Но разве не знал Иеясу
всего, что происходило в одном из замков Японии? Разве не сам он хвастался
этим?
Но взгляд принца перешёл на Дзекоин.
– Итак, ваша сестра молит меня о пощаде.
– Принцесса Едогими хочет положить достойный
конец вашей вражде, мой господин принц, – ответила Дзекоин. – Эту войну начали
не Тоетоми, сколько бы вы ни утверждали обратное. Эта война – следствие вашего
страха перед именем Тоетоми, вашей ненависти к принцессе Едогими. Что ж, мой
господин, вы сражались и победили. Теперь Тоетоми просят вашего снисхождения.
Во имя Хидееси, вашего друга и господина.
Теперь Иеясу повернул голову полностью. Он
пристально взглянул на женщину.
– Токугава не признают никакого господина,
кроме микадо, и никогда не признавали. Передайте своей сестре и её сыну – если
уж они притязают на величие своего рода, так пусть и судьбу свою встречают с
подобающим величием. Скажите им, что, если они захотят, они смогут выйти из
арсенала. Всякий, кто пожелает, может выйти и отдаться на суд Токугавы. Те, кто
не захочет, могут оставаться там до конца своих дней.
Дзекоин судорожно сглотнула.
– Вы хотите уничтожить сына Хидееси, мой
господин?
– Хидеери сам нарушил перемирие, – ответил
Иеясу. – Пусть он выходит. Токугава поступят с ним по справедливости.
– Так же, как вы поступили с Исидой Мицунари,
мой господин?
– Я обошёлся с Полицейским лучше, чем он того
заслуживал, принцесса Дзекоин. А теперь идите, или я брошу ваше тело солдатам.
Вас не тронут на обратном пути к сестре, это я гарантирую.
Дзекоин помедлила, взглянула на Уилла, потом
исполнила коутоу и ушла.
– Я провожу её, мой господин, – сказал Уилл.
– Зачем? – Мой господин, ваша месть
превосходит моё понимание. Если бы вы были воистину справедливы, то не казнили
бы всех собравшихся там. Я умоляю вас, мой господин, впервые за эти пятнадцать
лет.
– Ты верно служил мне, – промолвил Иеясу. – И
я хорошо наградил тебя за это. Не становись же между моей семьёй и её будущим.
– Его голос стал тише. – Если хочешь присутствовать при конце Тоетоми, можешь
это сделать. Более того, я назначаю тебя своим свидетелем. Но не рассчитывай
удовлетворить сейчас свою кровную месть. Норихазе будет не до этого. Что
касается полукровки – как ты принёс мне много удач, так она не принесла тебе
ничего, кроме несчастья. – Правая рука принца медленно, слабо двинулась, пальцы
легли на рукав Уилла. – Принеси мне известие о смерти Едогими.
Факелы пылали по всему двору. Теперь, когда
башня выгорела, они стали особенно заметны. Башни Асаи больше не существовало,
на её месте высилась груда обгоревших брёвен. Вниз, в подземелье, туда, где
начался пожар – случайно или по чьему-то умыслу, никто теперь не узнает, –
спуститься было невозможно до сих пор из-за жара. Впрочем, внизу никого нет,
кроме мертвецов. Людей, которых убил он, подумал Уилл. И двух девушек, которых
он не стал убивать. Слава Богу, если у них хватило ума выбраться оттуда. Но
зачем? Чтобы солдаты Токугавы распяли их на спинах, лишив их тела одновременно
и чести, и голов? Сегодня вечером такого было предостаточно.
Дежурный полк разместился вокруг своих
наваленных горой копий. Были здесь и женщины, которых затащили сюда, чтобы
пытать и насиловать. А он полагал, что это он тогда страдал. Но теперь всё
стихло. Был час быка, и скоро забрезжит рассвет. По европейскому счёту, рассвет
четвёртого июня тысяча шестьсот пятнадцатого года.
И здесь же ждали Хидетада с братьями. Прямо на
земле расстелили циновки, на которые поставили стулья генералов. Сейчас они
сидели лицами к запертым дверям арсенала – оставаясь здесь с вечера. Наверное,
они устали, но сидели все так же прямо, ни на секунду не смыкая глаз. Они
наблюдали за последним убежищем единственного человека в Японии, который мог бы
бросить вызов их превосходству. Они даже не повернули головы на звук шагов. Они
были намерены ждать. Но у них было средство закончить это ожидание в мгновение
ока, если их отец пожелает этого: одну из пушек притащили во двор, и её ствол
так же неотрывно смотрел на дверь.
– Что сказал отец? – спросил сегун.
– Он не дал никакого ответа, – произнесла
Дзекоин негромко. – Кроме того, что они должны выйти.
– В таком случае, передайте им, что мы ждём
их, моя госпожа принцесса. А ты, Андзин Миура?
– Мне приказано выступать в качестве
свидетеля, мой господин сегун. – Уилл помедлил. Просить милости у этого
человека, когда сам Иеясу отказал ему? Но жить потом самому… – Мой господин, я
хорошо понимаю вашу ненависть к Тоетоми. Но не все находящиеся там той же
крови, что и Хидеери.
Голова Хидетады чуть повернулась – жест, очень
напоминающий его отца.
– Можешь вывести, кого захочешь, Андзин Миура.
Выбор за нами. Что же касается полукровки, то я лично ничего не имею против
неё. Мы не сомневаемся, что сейчас ты сделаешь все как надо, ведь ты и сам
жестоко пострадал от них. Мы будем ждать здесь. Полчаса. Потом мы взорвём
дверь.
