– Он подал сигнал, моя госпожа Едогими. Я
видел, как двинулась его рука.
Она несколько мгновений смотрела на него,
задыхаясь, потом рухнула на колени в лужу крови рядом с телом сына, протягивая
руку за кинжалом.
– Харунага! – Её крик эхом отдался в пустом
помещении, повторяясь снова и снова, отражаясь от стен, от забранной железом
крыши. Харунага прыгнул вперёд, одновременно вытаскивая длинный меч. Но
принцесса Асаи Едогими была уже мертва. Она вырвала кинжал из скрюченных
пальцев Хидеери и вонзила его себе в сердце. Теперь она стояла на коленях,
уронив голову, её распущенные волосы каскадом хлынули по обеим сторонам лица.
Туловище согнулось в поясе, кровь хлынула и потекла по животу, смешиваясь с
кровью её сына.
Харунага помедлил, глядя на её тело. Потом
уронил меч и шагнул через неё, направляясь к стене. Он выхватил из зажима один
из факелов, взмахнул им над головой и все так же молча швырнул в ближайшую к
телам груду соломы. Остальные самураи последовали его примеру, прежде чем Уиллу
удалось оторвать взгляд от мёртвой принцессы. Полыхнуло ослепительное пламя, и
почти ощутимо плотная стена огня взметнулась к потолку, отбросив его к двери,
наполнив помещение гулом, заглушившим крики ужаса и боли. – О Боже! – вскрикнул
Уилл, пытаясь шагнуть вперёд. Но Дзекоин схватила его за руку. Он пытался
вырваться, но она не пускала.
– Там мой сын! – закричал он.
– И его мать, и его повелитель, приходящийся
вам врагом. Они знали, что их конец будет таким.
Он отшвырнул её в сторону и шагнул вперёд,
прикрывая лицо руками от нестерпимого жара. Он вглядывался в красные и жёлтые
пляшущие языки огня и наконец увидел Магдалину. Она поднялась на ноги, гонимая
испугом, болью, шоком. Но ничто из этого не отразилось на её лице. На какое-то
мгновение она снова стала той молоденькой девушкой, которая впервые увидела
незнакомца из-за моря и переводила его слова для своей госпожи. И смутилась,
когда он заговорил с ней. И той молодой женщиной в саду Сибы? И снова той женщиной,
что невозмутимо сидела за спиной своей госпожи, наблюдая, как пытают её
возлюбленного. Зенократа. Зенократа, прекрасная, – слишком грубый эпитет для
тебя.
Дзекоин вцепилась в его плечо, и видение
исчезло в клубах дыма. Но она умрёт без единого звука, с радостью, потому что
она служила Асаи Едогими.
Уилл опомнился снаружи, глотнул свежего
воздуха.
– Неужели ты думал, что их личные чувства к
тебе – любовь Магдалины, восхищение Филиппа, ненависть Норихазы – поднимутся
выше их долга перед повелителем? – спросила Дзекоин. – Разве сам ты не был
готов погибнуть за принца с того самого момента, как ты вошёл в крепость? По
крайней мере, дай эту же возможность Тоетоми.
Она отпустила его рукав, и он застыл, не в
силах произнести ни слова. Теперь пламя стеной шагало в дверях, помещение
превратилось в огромную топку.
– А вы, госпожа моя Дзекоин? – выговорил он
наконец.
– Хидеери был моим господином, Андзин Миура, –
отозвалась она. – А его мать – моей сестрой. Я прошу у вас взаймы ваш короткий
меч, мой господин Хидетада.
Потому что сегун и его братья поднялись и
подошли ближе. Без единого слова Хидетада вытащил из-за пояса свой короткий меч
и подал ей.
– Славьте все могущество Токугавы, –
произнесла она. – Пусть их слава никогда не иссякнет. – Она отвернулась от
мужчин и кинулась в пылающее здание, прижав кинжал к животу.
– Пусть их пепел затопчут в землю, – велел
Иеясу. – Единственным памятником Тоетоми будет монумент самого Хидееси. – Принц
сидел, опираясь спиной на высоко взбитые подушки, но дышал он с трудом, и лицо
его покрылось пятнами. Его сыновья, его придворные, его штурман – все стояли
рядом на коленях. Как и Ода Юраку. Старик, принявший новое.
– Их проклятый род должен целиком исчезнуть с
лица земли, – произнёс принц, голос его окреп. – У вас есть пленные?
– Много, мой господин отец, – ответил
Хидетада. – Ронины, отражавшиеся на стороне предателя, и некоторые из их
командиров. Оно, Дакен, брат Харунаги. Господин Чосокабе. Мальчик Кунимацумаро…
– Оно Дакен, – прервал Иеясу. – Не он ли
командовал карательным отрядом, который сжёг Сендай?
– Он, мой господин отец.
– Тогда отдайте его жителям Сендая. И путь они
позаботятся, чтобы он умер медленной смертью.
Хидетада поклонился.
– Чосокабе будет казнён публично. Как и
ронины. Как и молодой Кунимацумаро. Насадите их головы на шесты, и пусть эти
шесты будут выставлены над воротами всех городов Империи.
– Но мальчику всего семь лет, – возразил
Юраку.
– Тем не менее он из рода Тоетоми. Юраку
поклонился.
– И не забудь про священников, сын мой, –
напомнил Иеясу. – Про всех португальцев. Распните их. Отрежьте им уши и
прогоните нагими по всей стране, прежде чем поднять их повыше на крестах.
– Будет исполнено, мой господин отец. – Глаза
Хидетады заблестели. – Это будет запоминающееся событие.
– Сделай так. А теперь идите все. Оставьте
меня. А ты, Андзин Миура, останься.
Комната постепенно опустела. Как часто, ох,
как часто отдавался такой приказ, и он оставался вот так, стоя на коленях. Но
сегодня его сердце не колотилось гулко в груди. Никаких чувств больше не
осталось в его душе.
– Твоё лицо печально, Уилл. – Я многое узнал и
многому научился за последние несколько недель, а ещё больше – за последние
несколько часов. Мой господин, прошу вас, отмените свои приказы. Не пятнайте
память о себе и свою славу такой жестокой местью.
– Местью, Уилл? Неужели ты думаешь, что я ищу
только мести? Моя месть похоронена в той сгоревшей дочерна комнате, вместе с
костями Ёдогими. Я хочу предупредить последствия, Уилл, хочу всё сделать
наверняка. Сегодня Токугава – главный род в Японии. И он должен им остаться.
Потому что я умираю.
– Мой господин, этого не может быть,
