По расчётам Уилла, они проехали миль двадцать
к югу от Эдо, следуя изгибам береговой линии. По левую руку тянулись
бесконечные топи, а за ними – тихие воды залива. Они миновали древний город
Камакура, где Минамото впервые учредил сегунат пятьсот лет назад и где огромный
бронзовый Будда всё так же невозмутимо взирал на этот мир. Теперь море
виднелось не только слева, но и справа, и спереди. И это был не залив, это уже
океан. По крайней мере, прямо перед ними. Ещё, наверное миль двадцать. Ещё один
залив.
– Тот город называется Ито, – сказал Сукэ. –
Мой господин Иеясу хочет, чтобы ты строил свой корабль именно там. Но он
предпочитает, чтобы жил ты здесь. Отсюда ближе к Эдо, и тебе будет легче
посещать его. Что касается Ито, то здесь у тебя будет галера, на которой можно
пересекать залив в любое время.
Уже сейчас одна такая галера стояла неподалёку
от дома – небольшая, едва ли больше обычной гребной шлюпки. Дом стоял
особняком, ближайшую деревню они миновали час назад. Но это был не обычный дом.
Внешняя стена состояла из частокола столбов, врытых в землю стоймя. Внутрь
двора можно было попасть только через массивные ворота. За частоколом виднелись
крыши нескольких построек.
– Целая крепость, – заметил Уилл.
Сукэ пришпорил коня, и они устремились дальше.
– Это удобное жилище для хатамото. У тебя
будет сорок человек дворовых. Вот некоторые из них – работают.
– Вот эти люди? – изумился Уилл.
Они проезжали по рисовой плантации, где
трудились несколько десятков мужчин и женщин с подоткнутыми за пояс подолами
домотканых кимоно. Завидев нового хозяина, все побросали работу и поспешили на
тропинки, разделявшие небольшие поля, чтобы исполнить положенный коутоу.
– Сорок человек? Я ведь всего лишь корабельный
плотник, Сукэ. Где же мне найти денег на содержание такого хозяйства?
– Теперь ты не так уж беден, Уилл. – Сукэ
ценил привилегию называть Андзина Саму его первым, европейским именем. – Разве
ты не понял, что означает благосклонность Иеясу? Помимо ранга самурая, в
который тебя вскоре посвятит, он дарит тебе это поместье с годовым доходом в
восемьдесят коку риса.
– А как это выражается в деньгах? – Один коку,
Уилл, это количество риса, необходимое для пропитания человека в течение одного
года. Стоимость каждого поместья в коку определяется землевладельцами, вассалом
которого ты являешься, и так вплоть до самого микадо, который определяет наделы
даймио. Хотя практически этим всегда занимались сегуны, а после отмены этого
института – господин Хидееси. А это последнее перераспределение земли делал,
конечно, сам принц.
– Значит, насколько я понял, – сказал Уилл, –
я теперь стою восемьдесят коку риса в год, но работает у меня только сорок
человек.
– Ты, конечно, можешь нанять больше людей, –
ответил Сукэ.
– Но если я этого не сделаю, у меня останется
сорок лишних годовых доходов. Что превращает меня в довольно состоятельного
человека.
– О да, Уилл. Ты можешь продать излишки за
деньги, которые ничего не стоят, либо за товары и услуги, которые подчас бесценны.
Или же можешь собрать свой отряд самураев, которые присягнут тебе. Двадцать
таких воинов обеспечат твоему дому постоянную защиту. А их легко найти,
особенно теперь. Страна кишит ронинами.
– А что такое ронин?
– Человек без хозяина. Все самураи, сражавшиеся
на стороне Полицейского у Секигахары, теперь остались без предводителя и просто
слоняются по стране. Если в скором времени они не найдут работу, то превратятся
в разбойников. Сто лет назад, до прихода к власти Оды Нобунаги, Япония кишела
бандитами.
– И если я предложу этим людям работу, они
будут верными слугами?
Сукэ улыбнулся.
– Они поклянутся в верности, Уилл. Что же
касается будущего, то никто не может предсказать его.
– А предательство является частью японской
этики.
– Лучше сказать, искусство тайной дипломатии.
Разве в вашей стране этого нет?
– Хватает. Но общественное мнение обычно
относится к этому с неодобрением.
– И всё же ты признал, что это практикуется.
Здесь, в Японии, это приветствуется, поэтому каждый даймио, каждый хатамото,
каждый гокенин ожидает этого от своих сторонников и поэтому не теряет
бдительности. Мне кажется, ваша Европа – гнездо ханжества и притворства. Не
думаю, что она понравилась бы мне.
– Ты, конечно, прав, Сукэ. Но этот дом
находится в сердце владений Токугавы, поэтому мне вряд ли потребуются солдаты –
за исключением одного-двух, для видимости. Во всяком случае, понравится ли
господину принцу, если я начну набирать собственную армию?
Сукэ фыркнул:
– Да, это очень его насторожит. Принц Иеясу,
несомненно, будет встревожен внезапно появившейся на его южном фланге армией.
Твой доход – восемьдесят коку. Ты знаешь младшего сына господина Иеясу –
господина Токугава но-Есинао?
– Я видел младенца, – ответил Уилл. –
Многообещающий ребёнок.
– Ему два года, Уилл. Но как даймио Овари он
имеет доход в шестьсот десять тысяч коку в год.
– Шестьсот десять тысяч? – Уилл натянул
поводья, остановив лошадь у ворот. – Боже милостивый, каков же тогда доход
самого принца, Сукэ?
Тот улыбнулся:
– Моего господина Иеясу оценивают в два
миллиона пятьсот пятьдесят тысяч коку.
Уилл прикинул в уме. Если одного коку
действительно хватает на пропитание одного человека в течение года, то принц по
своему богатству и власти примерно равнялся королю Шотландии.
– Ты убедил меня, Сукэ.
– Принц, – начал Сукэ серьёзно, – самый
влиятельный человек во всей Японии, не исключая и самого микадо, хотя это
мнение лучше держать при себе. До Секигахары Мори Терумо-то и Уесуги Тенсин оба
оценивались в миллион, а то и побольше, хотя они вдвое уступали принцу во
влиятельности. Но после перераспределения богатств и земель не осталось никого,
кроме господина Иеясу, кто бы обладал доходом в миллион коку.
– И в то же время принц притворился умеренным
и лишённым честолюбия? Я думал, его флаг уже реет над Осакой.
Сукэ потеребил нос пальцем.
