Вслед за норимоно процессия двигалась,
казалось, бесконечным потоком – носильщики с двенадцатью пустыми корзинами,
символизирующими право принца взимать дань, остальные придворные его свиты, а
за ними – сонм менее важной знати, домашние слуги, пажи. Эту группу возглавил
Косукэ но-Сукэ.
Норимоно остановился у входа в мастерскую, и
придворные ринулись вперёд, спеша раздвинуть занавески. Теперь и Уилл упал на
колени, положив ладони на землю и опустив к ним голову.
– Встань, Андзин Миура, – приказал Иеясу своим
обычным негромким голосом. – Коутоу не идёт такому гиганту.
Уилл поднялся, не сводя глаз с маленькой
фигурки во всём зелёном и улыбающегося лица. Это, наверное, суеверие? Или было
что-то большее, придававшее такое величие этому невзрачному на вид человеку?
Физический интерес Иеясу к нему оставался пугающе явным на протяжении всей
зимы, когда Уилл каждый вечер обучал принца математике и астрономии, навигации
и орудийному делу. Тем не менее Иеясу сдержал обещание, данное накануне
Секигахары, – не принуждать его в этом отношении. Значит, он ожидал с присущим
ему замечательным терпением, когда Уилл сам сделает первый шаг? Или же, что
пугало ещё больше, он знал, что в конце концов англичанина всё равно придётся
заставить силой, и поэтому ждал, пока тот больше не будет ему нужен?
– Мы слышали, что вы едете к нам, мой господин
принц, – произнёс Уилл.
Иеясу похлопал его веером по плечу:
– И тем не менее ты не приготовился?
– Я посчитал, что должен трудиться ещё
упорней, оставив церемонии на потом.
Несколько секунд Иеясу не сводил глаз с его
лица.
– Ты всегда поражаешь меня Уилл. Скажи, все ли
англичане столь же прямолинейны и самонадеянны и в то же время неизменно правы,
как и ты?
– Мой господин принц льстит мне, – отозвался
Уилл. – А как он сам однажды сказал, для мужчины это не подходит. – В один
прекрасный день, – сказал Иеясу, – в один прекрасный день ты выведешь-таки из
терпения. Идём посмотрим, что ты уже успел сделать.
Уилл сгрёб в сторону ринувшихся вперёд
придворных и сам открыл дверь в приспособленный под верфь бывший склад. Принц
шагнул внутрь.
– Закрой дверь и никого больше не впускай, –
приказал он. Уилл повиновался. Сердце его билось, словно у молоденькой девушки.
Каждый раз, оставаясь с принцем наедине, он чувствовал себя девственницей перед
брачным ложем. В каком-то смысле он ею и был. До этого он раздумывал только над
чисто физическими отношениями между ними, всё остальное лежало вне его опыта.
Но разве не могло быть так, что принц в самом деле любил его? Потому что
теперь, после шести месяцев разлуки, принц провёл пальцем по плечу Уилла, по
его руке, коснулся его бицепса – как он мог бы коснуться женской груди. И тут
же отвернулся к кораблю.
– Он напоминает мне кита. Мёртвого кита,
выброшенного на берег.
Судно имело в киле почти семьдесят футов, с
огромного деревянного основания поднимались первые из рёбер с уже
присоединёнными стрингерами и даже частью обшивки.
– Когда он будет готов?
– В скором времени мне придётся разобрать
крышу этого здания, мой господин, чтобы начать работы на верхних палубах.
– А мачты?
– Мачты будут установлены после спуска его на
воду, мой господин.
– Сколько мачт?
– Три, мой господин.
– И, конечно, пушки?
– Если мы сможем купить их, мой господин
принц.
Иеясу шагнул мимо него, подошёл к открытой
стороне здания и несколько минут смотрел на красные лучи заходящего солнца,
сверкающие на поверхности залива.
– Мы купим их, Уилл, – проговорил он наконец.
– Так много ещё нужно сделать. Так много!… Ты виделся уже со своими друзьями –
голландцами?
– Нет, мой господин принц. Я пригласил их в
гости, но пока их не было. – Они осаждают Сукэ просьбами отпустить их обратно,
в Европу, – сказал Иеясу, не поворачивая головы. – Я говорю о Квакернеке и
Зандвоорте. Остальные превратились в заурядных нахлебников, живущих моей
милостыней. Это заставляет меня изумляться ещё больше, Уилл, что ты таков,
каков ты есть.
Уилл встал рядом.
– И вы дадите им такое разрешение, мой
господин принц?
– Когда мы встретились впервые, Уилл, – уже
два года назад? Тогда ты сказал мне, что цель твоего появления в Японии открыть
торговлю между вашими странами – Англией и Голландией – и моей. Я размышлял над
этим вопросом и теперь решил, что согласен. Причина моих столь долгих раздумий
в том, что это наверняка приведёт к обострению отношений с Португалией, если не
сказать больше. А я хотел сначала выяснить побольше об этих людях, хвастающихся
могуществом своей страны, прежде чем рисковать навлечь на Японию их гнев.
Однако теперь я узнал из твоих рассказов, что это всего лишь один из народов
твоей Европы, и более того – что они были биты твоей страной. А она, опять же
по твоим рассказам, не так богата людьми, как Япония. Так что теперь я готов
пойти на этот риск. Португальцы не хотят давать то, что нам нужно. Они торгуют
побрякушками и безделицами, словно мы какие-нибудь дикари. Мне нужны пушки,
Уилл. И аркебузы. Твоя страна пришлёт их?
– Я не могу ответить на ваш вопрос, мой
господин принц. Они вполне могут отнестись к этому с большой неохотой. Лучше
бы… – Он осёкся.
Иеясу, нахмурясь, взглянул на него:
– Что ты хотел сказать?
– Боюсь обидеть вас, мой господин принц.
– Ты, Уилл? Я никогда и ни за что не обижусь
на тебя. Даю тебе слово.
– Вы сказали, что позволите «Лифде» покинуть
Эдо, когда он будет готов к плаванию. А кто поплывёт на нём?
– Не «Лифде», Уилл. Я пошлю японский корабль,
но я разрешу Квакернеку и Зандвоорту доплыть на нём до Сиама. Мне сообщали, что
там есть голландская торговая фактория. Оттуда твои друзья смогут добраться в
Голландию. Я дам им письма к их правителям и, может быть, к твоей королеве. Ты
поможешь мне с этим, Уилл. – Я принёс бы больше пользы, мой господин принц,
если бы вы разрешили мне сопровождать их.
Иеясу, смотревший на волны, медленно
обернулся.
– Я вернусь, мой господин принц, – сказал
Уилл. – Клянусь.
– Ты рассказывал, Уилл, что по дороге сюда из
пятисот человек осталось двадцать четыре. Мне не понравится такое соотношение,
если то же самое случится во время твоего возвращения. В самом лучшем случае
тебя не будет здесь три года.