В конечном итоге Сиверцев вынужден был признать, что попытки грамотно обосновать работу дупликатора порождают больше вопросов, чем непротиворечивых догадок.
— Ваня! Не спи! — отвлек его Псих.
— Я не сплю, — уныло отозвался Сиверцев. — Я думаю!
— Думать будешь, как на ночлег устроимся. А пока не отвлекайся!
Очередной перелесок неожиданно оборвался и впереди открылась железнодорожная ветка, тянущаяся перпендикулярно вектору движения Психа с Сиверцевым. Псих указал влево:
— Вон там когда-то был мост через реку. Сейчас он обрушен, только быки сохранились. Там тоже можно переправиться, но туда мы сейчас не пойдем. Нам еще южнее.
Они взобрались на насыпь, переступили через рельсы и двинулись дальше. Сиверцев быстро ощутил изменения: воздух стал более влажным, а еще явственно стали чувствоваться смрадные испарения, поднимающиеся с Болота. Вроде и ветра не было, а миазмы нос недвусмысленно улавливалдаже здесь. Странно — поту сторону железнодорожной ветки Сиверцев не чувствовал ровным счетом ничего. Нетипичная граница для запахов, вообще-то!
Если не брать в расчет запахи, о близости Болота Сиверцев за добрые два часа вспомнил лишь однажды: далеко слева кто-то жалобно заверещал. Раз, другой, а потом звук резко оборвался. Легко было представить— почему. Кому-то финиш жизненного пути, а кому-то всего-навсего очередной обед…
С некоторой тревогой Сиверцев задумывался о второй переправе, и чем дальше, тем чаще. Опять плот, опять мокрые ноги и, что хуже всего, спина речного чудища рядом с плотом? От подобных мыслей неприятно холодело вдоль позвоночника.
Однако все оказалось еще неожиданнее: Псих вывел Ваню к довольно странному месту — грубой бревенчатой плотине в одном из узких мест ниже по течению. Плотина держала воду не очень — щелей в ней было предостаточно и струило оттуда будь-будь, но это и Психа, и Сиверцева интересовало мало. Главное, что по кромке плотины можно было пройти практически не замочив ног.
— Ты, главное, осторожнее, — предупредил Сиверцева Псих. — Особенно, когда ступаешь. Помни: все, что слева, легко может оказаться не плотиной, а просто плавником. Ступишь на бревнышко и тут же окунешься вместе с ним. К плотине много всякого дерьма сплывается. Ну а справа сам видишь…
Справа около плотины уровень воды был примерно на метр ниже и сверзиться туда с бревенчатой кромки не больно улыбалось. К тому же неизвестно — глубоко там или нет. Но даже если и неглубоко, мало ли — торчит какой-нибудь кол или арматурина. Нанизаешься, словно дичь на вертел. Будет крокодилам шашлык.
— А кто ее построил-то? — поинтересовался Сиверцев, с сомнением глядя на замшелые бревна, торчком вбитые в дно реки.
— Не знаю, — пожал плечами Псих. — Какая разница? Давай за мной.
Следующие минут пятнадцать Ваня ни на что не отвлекался, почти не смотрел по сторонам и малость взмок. Но по истечении указанного времени они с Психом стояли на сухом и река теперь была позади.
— По-за-ди крутой поворот, по-за-ди обманчивый лед, — тихо пропел Псих, вздохнул и добавил: — И еще холод в груди, тоже позади.
Они стояли на изначальной границе Зоны — после второй катастрофы именно здесь она проходила. Все, что севернее, а севернее располагалось Болото, уже тогда было Зоной. Все, что южнее, Зоной стало несколько позже, после первой волны расширений. Где-то там, впереди, километрах в четырех-пяти к востоку возвышалось неказистое зданьице старого кордона.
— Вторая переправа мне понравился больше, — признался Сиверцев с нескрываемым облегчением. Псих состроил виноватую рожу и неожиданно признался:
— Я вообще-то не хотел тебя пугать, поэтому не сказал… В общем, бывали случаи, когда людей снимали прямо с плотины. Сиверцев невольно напрягся.
— Кто? — уточнил он, заранее уверенный в ответе.
— Да эти самые, зубастые-когтистые… Сволочи, одним словом.
Фраза, в сердцах произнесенная Сиверцевым, была категорически непечатной, но удержаться он не смог, да и не пытался. Псих, выслушав, понимающе кивнул и заверил, что совершенно со всем вышесказанным согласен.
А еще примерно через час они дотопали до кордона. Откровенно говоря, от солидного слова «кордон» Сиверцев ожидал большего. А оказалось, что это одноэтажное здание в несколько комнат, с плоской крышей и без единого целого стекла. Кое-где и рамы были из оконных проемов безжалостно выворочены. А еще стены белого кирпича были щербатыми от пуль, ни дать, ни взять — Рейхстаг в сорок пятом.
— Не хилая тут война когда-то шла… — задумчиво протянул Сиверцев, глядя на отметины.
— Говорят, да, — согласился Псих. — Ну, пошли под крышу. Там никого, я чувствую.
«Чувствует он, — недовольно подумал Сиверцев. — Хорошо ему чувствовать! А тут идешь и на лужи уже с опаской смотришь — вдруг кто вынырнет…»
Тем не менее на ночлег они устроились с относительным комфортом. Погрелись у костра (кстати, вот он, плюс выбитых окон: можно жечь огонь прямо в помещении без риска угореть), еще раз перекусили, на этот раз с чаем и даже какими-то сладкими печенюшками, Псих надул спальник и предложил Сиверцеву отдыхать, а сам вызвался подежурить. Ваня не возражал. За два дня они с Психом отоспались капитально, но сегодняшний день Сиверцева преизрядно вымотал, причем больше морально, чем физически. Поэтому Ваня отрубился быстро, даже сам не заметил когда это произошло. Вроде бы только прилег, поерзал, прикидывая насколько удобно будет почивать на модерновом надувном спальнике, и вдруг разом провалился в кромешную черноту. Даже внутрь спальника не забрался — так и уснул поверх.
Тяжелый выдался день. А ведь собирались — всего-то! турнуть беспечных чужаков-чечако от схрона. Молодец Псих, велел экипироваться как на реальный выход. Каково бы сейчас им было, выскочи оба налегке? Воистину: идешь на час, припасов бери не меньше чем дня на три.
Глава четырнадцатая
Очнувшись, Храп долгонемогсообразитьгдеонизачем он. В поле зрения наблюдалась в основном жесткая коричневая трава, в которой Храп лежал физиономией. В висках молотками стучал пульс; особенно сильно — в левом.
Храп приподнялся на руках и сел. Левой части лица сразу стало щекотно. Храп машинально провел в этом месте ладонью, а когда отнял — тупо уставился на нее. Ладонь была сплошь в кровище.
И тут в голове словно что-то щелкнуло: Храп все вспомнил. Не частями, не постепенно — все разом. И как Тучкин засек каких-то олухов у агропромовского забора, и как сам он дружеским пинком поднял со спальника Налима и велел подсобить, и как глядел на олухов сверху, с забора, и как они с Налимом олухов построили и прогнали, и как заметили за холмиком чьи-то любопытные рожи и пошли на них поглядеть, и изумление оттого, что это оказались сталкер Псих и ботаник с заимки, которых команде Храпа надлежало выглядывать у перекрестка, и как Псих одним движением срубил Налима, и как сам Храп дважды думал, что срубил Психа, и оба раза ошибся, и смутное движение позади, где валялся ботаник, а потом ослепительная вспышка перед глазами и за ней чернота.
