– Вы же слышали, сэр, этот господин от вашего общества не в
восторге... – и недвусмысленно указал подбородком на дверь.
Вот теперь незнакомец, сразу видно, обиделся не на шутку.
Процедил с неприкрытой угрозой:
– Нарываешься, Дикки...
Глядя на официанта наивно, простодушно, кротко, Мазур
вопросил:
– Можете вы что-нибудь сделать, чтобы избавить нас от этого
типа?
То ли мулат подал какой-то незаметный для посторонних
условный сигнал, то ли процедура и без того была отработана до мелочей.
Занавеска рядом со стойкой бара колыхнулась, из-за нее появился огромный негр,
двигаясь удивительно плавно и бесшумно для своих габаритов, подошел к столику и
остановился за спиной незнакомца, сложив ручищи на груди. Необъятный был негр,
крайне внушительный, немногим уступавший габаритами великанскому шифоньеру в
комнате Мазура. Незнакомец в белом костюме, отнюдь не хлюпик, рядом с этой
громадиной откровенно не смотрелся. Негр возвышался над ним, превосходя в росте
головы на три, а в ширину прямо-таки вдвое, он молчал, не двигался, взирая
меланхолично, почти философски – но ситуация никаких двусмысленностей не таила.
Субъект в белом прекрасно понял прозрачный намек.
– Ну ладно, Дикки, еще встретимся... – сказал он
многозначительно. Кивнул негру: – Всего хорошего, айсберг!
Насвистывая что-то, повернулся на каблуках и направился к
выходу с беззаботным видом человека, вспомнившего о неотложном деле. Вышел, не
оглянувшись.
– Досадное недоразумение, сэр, – поторопился заверить
официант, а негр с тем же непроницаемым видом египетского сфинкса направился за
занавеску.
– Что это за тип? – спросила Гвен тем же тоном
подозрительной супруги, что с сегодняшнего дня как-то вошел у нее в привычку.
– Понятия не имею.
– Но он-то тебя знает?!
– Это он так говорит, – сказал Мазур беззаботно. –
А я вот его впервые вижу...
С сомнением на него глядя, Гвен все же замолчала, тем более
что официант принес очередное экзотическое блюдо. Вечер вовсе не казался
испорченным окончательно, но Мазур порой ловил на себе ее обеспокоенный взгляд.
Полное впечатление, что она всерьез встревожилась, а как там обстояло на самом
деле, абсолютно неизвестно. Вполне могло оказаться, что эти двое прекрасно друг
друга знали и играли одну игру...
Мазур не числил себя среди пророков и прорицателей, но у
него уже стали появляться кое-какие пророчества касаемо самого близкого
будущего. И, когда они через час с лишним вышли из ресторана, к стоянке такси
он направился не прежней дорогой, а боковой, скверно освещенной улочкой,
свернув туда так непринужденно и решительно, что Гвен своего мнения высказать
попросту не успела.
Когда за спиной у них послышался свист, он ничуть не
удивился – а когда навстречу из переулка выдвинулись четверо и проворно
развернулись в шеренгу, недвусмысленно перегораживая улочку, Мазур ощутил нечто
вроде скуки – очень уж это было знакомо и напоминало даже не боевые будни, а
подростковые времена с битвами на танцплощадках и потасовками в проходных
дворах. Совершенно та же методика, те же типажи, сплошная скука...
Он так и шагал вразвалочку, не особенно и замедлив шаг.
Четверо ждали в совершеннейшем молчании. Гвен отреагировала как особе слабого
пола и положено: вцепилась ему в локоть, ойкнула, пытаясь остановить.
Не без труда стряхнув ее руку, Мазур процедил сквозь зубы:
– Встань где-нибудь в сторонке и не дергайся...
И сделал еще несколько шагов. Остановился. Теперь их
разделяло метра два, не больше. Двое белых, один негр – его хуже всего видно в
темноте – один мулат. Вот последнему следовало уделить самое пристальное
внимание: он крутил в руке увесистую длинную трость, сразу чувствуется,
тяжеленькую, и вертел ее очень уж хватко, словно одну из тех штучек для
рукопашного боя, которые во множестве выдумали восточные люди. На данный момент
это был самый серьезный противник. Остальные стояли с голыми руками, не
поблескивали зловеще в полумраке ножи и кастеты, не говоря уж о пистолетах. Вообще,
они ничуть не походили на пьяных или ширнувшихся.
Ситуация носила все признаки нестандартности. Как-никак
Мазур был не новичком на Карибах и местные реалии знал. Даже в этих райских
местах достаточно мелкой уголовной шпаны, которая не прочь пощипать оплошавшего
туриста, а то и девочку его цинично попользовать, но случается такое в
трущобных криминальных райончиках, на глухих окраинах, а они сейчас пусть и не
в центре города пребывали, но все же в довольно респектабельных по местным
меркам кварталах, где шпана предпочитает не светиться...
– Так и будем стоять? – осведомился Мазур довольно
громко, не дождавшись откровенных предложений насчет кошелька или часов и
потому перехватывая инициативу.
– В точку! – откликнулся мулат, вертя трость вокруг
запястья с нешуточным искусством. – Чего время тратить? Вынимаешь
бумажник, снимаешь часики, оставляешь девочку – а сам дергаешь отсюда со всех
ног. Куда тебе удобнее.
Мазур покосился вправо, где романтично белело девичье
платьице – Гвен стояла достаточно далеко, прижавшись к кирпичной стене
старинного, погруженного во мрак домишки – и, не размениваясь на пошлую
перебранку, внес встречное предложение:
– Есть вариант получше. Быстренько бегите отсюда куда там
вам удобнее, а я, со своей стороны, не буду вышибать зубы и ноги ломать...
Четверко кинулась на него молча и слаженно, едва дослушав.
Трость высоко вылетела над головой, а в следующий миг круто изменила траекторию
– этот шустрик сначала притворился, будто хочет огреть своим дрыном по башке,
но вместо того нацелился ткнуть в солнечное сплетение. Но Мазур чего-то
подобного ожидал, а потому молниеносно уклонился, пропустил палку мимо себя, а
когда мулат по инерции посунулся вперед, потеряв на секунду равновесие,
перехватил его запястье, приложил колено по буйному организму, и еще раз,
выкрутил кисть, другой рукой добавил пониже уха.
Мулат головой вперед улетел к стене, покатился кубарем, а
его увесистая трость осталась у Мазура в руках. Такой дрын да в умелых
рученьках... Браво крякнув, Мазур пару раз крутанулся вправо-влево,
влево-вправо и наискосок, то перехватывая палку за середину и тыча то
набалдашником, то концом в кадыки, то лупя сверху вниз, по ключице, то снизу
вверх – промеж ног. Трость порхала пташечкой, временами, когда она особенно
смачно обрушивалась на очередной хулиганистый организм, раздавались столь
звучные удары, что в душе вспыхивала мимолетная жалость – которой он и не думал
поддаваться, добавляя то ногой, то локтем. Все это происходило так быстро, что
никто даже не успел заорать от боли.
Безошибочно определив момент, когда забавы следовало
закончить, Мазур отступил на несколько шагов, встал рядом с оцепеневшей Гвен,
картинно оперся на трость обеими руками и окинул взглядом поле боя. Сразу ясно
было, что победа одержана полная и окончательная – один лежал без движения,
двое стояли на корточках, пытаясь сообразить, на каком они свете и кончился ли
неведомый вселенский катаклизм, а четвертый, тяжело припадая на правую ногу,
улепетывал вдоль улицы.
