И подумал рассудочно: «Ну все, сейчас попрет в шею...»
Однако ничего подобного не произошло. Седовласый вдруг
неуловимо помягчеллицом – хотя его выражение ни капельки не
изменилось – и чуть склонил голову:
– Ну разумеется, сэр. Ее светлость меня предупредила. Прошу.
«Как-кая еще светлость? – возопил Мазур мысленно и едва
не разинул рот самым простецким образом. – Это с кем мы на сей раз
связались?»
– Быть может, вам будет удобнее оставить сумку в гардеробе,
сэр?
– Э-э-э, пожалуй, – светски ответил Мазур, малость
опомнившись. – Только осторожнее, у меня там стекло, только что купил и не
успел отослать...
– Все в порядке, сэр.
К ним, повинуясь жесту седовласого, проворно подбежал еще
один тип в смокинге, принял от Мазура сумку и понес в сторону гардероба. Мазур
задержался, но никто так и не собрался дать ему номерок – видимо, в заведениях
подобного полета обходились без них, надо будет учесть...
И непринужденно направился следом за метрдотелем, стараясь
не зыркать по сторонам откровенно, словно какая-нибудь деревенщина с соломой в
волосах. Интерьер, насколько он мог разглядеть, названию полностью
соответствовал: куда ни глянь, замысловатые мозаики в стиле тех самых то ли
ацтеков, то ли май: статуи жутко выглядевших богов и зверей и прочие дурные
красивости. С радостью Мазур констатировал, что большинство посетителей одеты
вовсе не во фраки и вечерние платья, а довольно-таки простецки, кое-кто
совершенно по-пляжному, да и держатся далеко не чопорно. Это уже проще, не надо
думать, если что, которой из двадцати вилок устриц распечатывать, а которой в
ухе чесать...
Седовласый провел его в дальний угол зала, где на длинном
диване в виде прямого угла расположилось человек шесть. Точно шесть. Три
эффектных девицы, какой-то мрачный тип при полосатом галстуке, что-то отрешенно
жевавший, Гай Близард, снова в шортах и гавайке (разве что другой расцветки, но
столь же ядовитых тонов) и, наконец, загадочная блондинка, которую отчего-то
титуловали светлостью, восседавшая с краешку – на сей раз, конечно, не в скупом
купальнике, а в открытом синем платье. Мазур краем уха слыхивал что-то о таких
вот тряпках, которые выглядят просто и буднично, но стоят бешеных денег.
У него возникло подозрение, что это как раз тот случай.
Судя по лицам тех двоих, его моментально узнали.
– Черт возьми, кого я вижу! – возопил Близард. –
Пришел все-таки? Вот и молодец... слушай, я что-то запамятовал, как тебя…
– Ничего удивительного, я не представился, – сказал
Мазур, присаживаясь рядом с блондинкой согласно ее недвусмысленному
жесту. – Дик Дикинсон. Странствующий моряк.
Эффектные девицы, уже определенно поддавшие, наперебой
принялись выкрикивать свои имена, которые Мазур не особенно и запоминал, а
мрачный тип, не переставая жевать, ограничился поклоном. Вряд ли он
выпендривался именно перед Мазуром – судя по первым наблюдениям, просто-напросто
таким уж уродился нелюдимым.
Без церемоний перегнувшись через колени одной из девиц, Гай
сунул ему в руку полный бокал и жизнерадостно поинтересовался:
– Ну что, надумал? Предложение в силе.
– Запросто, – сказал Мазур.
– Вы о чем? – вклинилась блондинка.
– У меня, если ты помнишь, рулевой выпал из игры. Вряд ли
Дик окажется хуже, у него вид добропорядочный...
– Ну-ну, – загадочно ухмыльнулась блондинка. –
Желаю удачи, ребята. Сама бы сплавала...
– Кристина!– воскликнул Гай совершенно серьезно, молитвенно
сложив руки на груди. – Ты же знаешь, на что я готов...
– А шиш тебе, – безмятежно выпалила блондинка.
Ну, предположим, она не «шиш» произнесла без запинки
розовыми губками, а нечто гораздо покруче, настолько смачное, что оно
нисколечко не вязалось ни с роскошным кабаком, ни с титулом светлости, которым
ее отчего-то наградил метрдотель. Однако все приняли это как должное, никто и
ухом не повел – должно быть, притерпелись.
Блондинка Кристина протянула руку и указательным пальцем
легонько постучала Мазура по нижней челюсти:
– Дик, верни челюсть на место. Неужели я тебя, бедняжку,
шокировала? Это странствующего-то моряка? Я в наивности своей полагала, что вам
и черт не брат... – И звонко, искренне расхохоталась: – Честное слово, у
тебя вид сконфуженный. Ах ты лапочка... Неужели существует еще добродетель?
Мазур постарался придать себе равнодушный вид. Он уже понял,
что столкнулся с созданием взбалмошным и своенравным, капризнее некуда – и не
конфузился (еще чего не хватало!), просто не мог с ходу выбрать подходящую
линию поведения. Нужно было на нее настроиться, фигурально выражаясь, поймать
ветер...
– Ну, не надувайся. – Кристина положила ему руку на
колено. – Я, просто-напросто, очень трудный ребенок. Маму почти не помню,
отец воспитанием не занимался, откровенно говоря, все прочие сюсюкали и высоких
требований не предъявляли. Вот и получилось чудовище, своенравное и дерзкое...
Давай я тебе еще налью, а то робкий ты какой-то, ничуть на моряка не похож – и
ходишь не враскачку, и табаком жевательным не плюешь по углам, и рома не
требуешь громогласно, и коленкой ко мне не прижимаешься... – и тут же сама
непринужденно прижалась бедром, посмотрела внимательно: – Хорошо хоть, в
краску тебя не бросает, иначе не знала бы, что и делать... Ничего, что мы так
тесненько сидим? Вот и молодец...
Она была красивая, спасу нет, но Мазур всю сознательную
жизнь пребывал в убеждении, что девиц такого типа допрежь всякой лирики следует
вдумчиво высечь – не в смысле эротических извращений, а в самом утилитарном.
Иногда помогает, но чаще всего – черта лысого...
– Ну так как? – спросила она с любопытством, подливая
ему в бокал. – Шокирую я тебя?
– А хочешь?
– Не знаю, – пожала она голыми плечами. –
Забавляюсь вот... В тебе, по-моему, есть нечто непорочное, а это занятно...
– Это в морском бродяге-то? – усмехнулся Мазур.
– Дик, у непорочности столько видов, подвидов,
разновидностей и категорий, что перечесть нельзя... Бесчисленное множество. Со
шлюхами хороводился?
– Да, в общем, было дело...
– Людей убивать приходилось?
– Ну, как тебе сказать...
– Значит, приходилось, – уверенно сказала
Кристина. – И спиртное, конечно, лакал до посинения, тут и гадать
нечего... И что, ты решил, будто этот кратенький список банальных пороков тебя
испортил? Говорю же, у непорочности столько обличий... И чем-то таким от тебя
определенно веет, поверь опытной девушке, ужасному невоспитанному созданию...
– Это плохо?
– Наоборот, это ужасно интересно. Обычно ко мне прибивает
течением гораздо более примитивных и потому неинтересных индивидуумов. Вроде
вот этого, – она показала подбородком на что-то усердно жевавшего угрюмого
типа. – Плоский, как сковородка, убила бы... Но приходится улыбаться.
