– Почему?
– Отец хочет, чтобы я за него вышла. Я, конечно, и не подумаю,
но какое-то время придется терпеть и улыбаться...
– Послушай, ты кто? – напрямую спросил Мазур.
– А ты не знаешь? – прищурилась она как-то вовсе уж
загадочно.
– Представления не имею.
– Серьезно?
– Абсолютно.
– Ты вообще откуда?
– Из Австралии.
– Душа отдыхает... – призналась она, мечтательно
жмурясь. – А ведь ты, похоже, не врешь... Будто меня не знаешь. Совсем
интересно. Я тебя не отпущу, точно. Когда еще выпадет такой случай, феномен
этакий...
– Только не говори, что ты английская принцесса, –
сказал Мазур. – Я не переживу.
– Почему?
– Потому что ты мне сразу понравилась. А если ты
окажешься английской принцессой, меня такая оторопь прошибет, что даже на танец
не рискну пригласить...
– Ерунда, – сказала Кристина. – Честно, я не
английская принцесса. У них у всех, между прочим, морды лошадиные, так что не
надо меня обижать такими предположениями...
«Нет, ну кто? – добросовестно ломал голову
Мазур. – Кем она может оказаться, с таким лексикончиком и манерами? Яхта,
конечно, роскошная, но и Гай, и эти девицы, которых он беззастенчиво охлопывает
всех троих сразу, никак не тянут на аристократов. Да и нет в Штатах никаких
„светлостей“... правда, у нее не американский, а европейский акцент...
Задачка...»
Как бы там ни было, он все же поймал ветер, чрезвычайно
похоже на то. Наладилось непринужденное общение, хотя то и дело себя
чувствуешь, словно на минном поле – язычок у нее без костей...
Стараясь сделать это незаметно, он посмотрел влево. Там, за
небольшим, как раз на двоих столиком сидел тот шкаф с пистолетом под полой,
которого Мазур уже видел на «Доротее» – и еще один, почти точная копия. Перед
ними стояли всякие тарелки-блюда, но Мазур не заметил на столике ничего
спиртного. И пушки, поклясться можно, у обоих при себе. Охрана, а? Считайте
меня распоследней сухопутной крысой, если эти двое не хорошо дрессированные
охранники: внешний облик, выбранная позиция, откуда великолепно просматривается
весь зал, их позы, взгляды, полное отсутствие спиртного... Куда ж это мы попали
с нашим калашным рылом на сей раз?!
– Ну вот, а поскольку я не английская принцесса, точно, ты
вполне можешь меня позвать танцевать. Без всякой оторопи.
Музыка играла культурная, ненавязчивая, совсем непохоже на
то, к чему Мазур привык на родине. Он охотно поднялся, прошел следом за ней на
открытое пространство, свободное от столиков, положил руки на талию, не
чувствуя ни малейшей неловкости – в свое время его в Южной Америке выучили так,
что он мог запросто оторватьклассическое аргентинское танго, подвернись умелая
партнерша (исторической точности ради следует уточнить, что преподали ему это
умение труженицы провинциального борделя, где Мазур поработал вышибалой из-за
очередных сложностей жизни).
А впрочем, окружающие без особых затей топтались в
классическом «медляке», и это зрелище столь умилительно напоминало советскую
танцплощадку из курсантской юности Мазура, что невольная ностальгия продирала –
вот только народец был не в пример респектабельнее, и портвейн по углам не
тянули из горла, и рубахи друг другу не рвали...
Они тоже колыхались, не выпадая из общего стиля. Самое время
лелеять в себе романтический настрой, но Мазур сейчас, как большую часть жизни,
был не человеческим индивидуумом, а чем-то вроде расчетно-наводящей приставки,
в данном случае – к содержимому мирно покоившейся в гардеробе спортивной сумки,
способному при минимальных манипуляциях обернуться нехилой бомбой. И в таковом
качестве озабочен был одним: выгорит, не выгорит? Попадет на «Доротею», не
попадет? С этим взбалмошным созданием до сих пор ничего не ясно...
– А ты? – спросила она, уютно прижимаясь щекой к его
груди. – Ты-то кто такой?
– Моряк, – сказал Мазур. – Только не тот, что ты
думаешь.
– А который? – спросила она, не меняя позы.
Мазур усмехнулся про себя – он наконец-то поймал ветер, и
корабль уверенно набирал ход...
– Мы, знаешь ли, шли из Тортуги на Ямайку, – сказал он
негромко. – Пошли слухи, что в Европу пойдет испанец с полным трюмом
золота. Все было нормально, на дворе стоял тысяча шестьсот восемьдесят второй
год от Рождества Христова, и тут – этот туман странный, до костей пробрал, и со
звездами что-то непонятное началось... Короче говоря, бросили якорь уже у вас.
Ну, мы же прошедшие преисподнюю хваткие ребята, мы с ума не сошли и не померли
от психологического шока... Баркентину укрыли в надежном месте, одежонку
раздобыли соответствующую, с обстановкой освоились, и вот болтаюсь я здесь, и
все вокруг мне чрезвычайно странно, хорошо хоть, одно не меняется: девушки все
так же красивы и легкомысленны...
Кристина подняла голову и уставилась ему в лицо с непонятым
выражением.
– Великолепная история, – сказала она. – Чертовски
жаль, что ее с ходу выдумал. Здорово было бы, окажись она настоящая... Но не
бывает таких чудес. А я все же толковая девочка – интересного парня
заарканила...
– Полагаешь, что заарканила?
Она медленно растянула губы в улыбке:
– А ты все еще полагаешь, что нет?
– Не знаю.
– А тут и знать нечего, тут нужно плыть по течению событий.
Между прочим, самый лучший метод... – она гибко извернулась, выскользнув
из его объятий, взяла за руку и решительно повлекла в дальний угол зала.
Мазур ловко лавировал среди танцующих, у него возникло
смутное предчувствие, что добром тут все не кончится – очень уж
целеустремленный был у нее вид, и вообще она не походила на человека с резкими
перепадами настроения. Странная девочка, конечно, балованная и чудаковатая – но
характерец, сдается, похож на рельс...
Они спустились по ярко освещенной лестнице куда-то
определенно ниже уровня земли и оказались в обширнейшем помещении, сверкавшем
белоснежным кафелем, чистейшими зеркалами и никелем так, что глаза поначалу
резало. Вид тем не менее был насквозь казенный: ряды белейших раковин с кранами
цвета золота, а по другую сторону – бесконечная шеренга дверей.
Прежде чем Мазур стал догадываться, куда они угодили,
Кристина открыла одну из дверей, затолкнула его внутрь и звонко защелкнула
сверкающую задвижку. Тут только он сообразил, что оказался всего-навсего в
туалете, к которому, как это на загнивающем Западе водилось, вульгарное название
«сортир» никоим образом не подходило. Вообще, стоило ему угодить за границу,
тамошние туалеты откровенно начинали угнетать и вызывать какое-то странное
уныние – потому что походили скорее на некие научные лаборатории из-за этой вот
сияющей чистоты.
Он огляделся. Знакомые приспособления поражали инопланетной
ухоженностью – а была еще и масса чего-то незнакомого, не сразу и поймешь, для
чего предназначены. В прежних своих образахон до столь шикарных гальюнов
еще не поднимался.
