Следом пытались было выскочить освобожденные пленники, но
тут уж сам Мазур рявкнул во всю ивановскую:
– Сидеть на кораблях, пока я не разрешу вылезти!
И для пущего эффекта, на миг отведя дуло от уха пленника,
нажал на спуск. В рубке «Альбатроса» звонко разлетелось остекление. Народ
моментально исчез с палубы и, надо полагать, затаился.
Дружелюбно улыбаясь обоим верзилам, стоявшим с предусмотрительно
поднятыми руками, Мазур приказал:
– Раздевайтесь, ребятки, в темпе! Трусы можете оставить, я
фильмы не снимаю, и меня длина ваших причиндалов не интересует... Кому говорю,
мать вашу?!
Вскоре оба стояли в надлежащем виде, зло таращась исподлобья,
грозно сопя и, судя по мечтательно-яростным взорам, во всех подробностях
представляя, что они утворят, если Мазур все же попадется к ним в руки. Глупо
было бы на них за это сердиться – тут любой на их месте озлится...
Мистера Никто не было необходимости заставлять исполнять
стриптиз – Мазур и так знал, что оружия при нем нет. Ну, пока вроде бы все идет
гладко, противник разбит наголову и сопротивления оказывать не способен, самое
время во всех деталях представить себе отход – и выполнить намеченное.
И все же...
В подсознании у него засела какая-то заноза – словно он
что-то не взял в расчет, пропустил, не учел. И Мазур никак не мог эту занозу
вычислить.
Под занавесом зашевелился четвертый, встал, опираясь на
руки, будто ожившая картинка из учебника зоологии: обезьяноподобный предок
человека, решивший наконец перейти к вертикальному хождению на задних
конечностях. Наблюдая за ним краем глаза, Мазур не препятствовал – и уж тем
более его не трогала яростная ругань. За человеком в таком положении следует
великодушно признать право материться вдоволь, будем великоблагородны, как
победителю и положено...
– Ну, топай сюда, к остальным, – сказал Мазур, сделав
приглашающее движение здоровенным револьвером. – Здесь без тебя картина
незавершенная... Живо, не серди папочку, а то папочка как засветит промеж глаз
из приличного калибра...
Бормоча ругательства, четвертый, пошатываясь, все же
добросовестно встал в шеренгу – ситуация комментариев не требовала и была
ясна, как день.
Мистер Никто сказал так убедительно, как только мог:
– Дикки, парень, ты, может, и не поверишь, но я готов все
забыть. Чем хочешь клянусь, если полетишь с нами на Сент-Каррадин, все договоры
остаются в силе... Я на тебя даже не буду сердиться. Мне, конечно, чертовски
обидно, сам понимаешь, но ради дела я уж как-нибудь перетерплю... Честно. Даже
про деньги можем поговорить...
Мазур фыркнул:
– Ты же сам говорил, что хозяин на меня денег не ассигновал.
– Я свои имею в виду, свои собственные. У нас есть с
собой тысяч пять. Забирай. Давай серьезно...
Лицо у него было исполнено яростной надежды на чудо. Судя по
некоторым впечатлениям, он, свободно может оказаться, и не врал, всерьез
собирался все простить. Должно быть, неведомый хозяин был человеком суровым и
безжалостным, и судьба Мистера Никто ждала незавидная. Но Мазур не собирался по
этому поводу лить слезы.
– Не подходит, – сообщил он кратко. –
А теперь, ребятки, немного потрудимся. Вы, может быть, не подзабыли или
вообще не знали из-за пробелов в образовании, но именно труд из обезьяны
человека сделал...
Задача была нехитрая и не требовала особых усилий: Мазур,
присев на корточки и держа четверку на прицеле, быстренько разрядил трофейное
оружие, и двое субъектов в трусах по его команде принялись за дело: один унес к
морю оружие, другой – патроны. Забросили все это добро подальше в воду.
– Ну, видите, как прекрасно все устроилось? – спросил
Мазур. – Пока великие державы талдычат о разоружении, я на одном кусочке
суши и сам справился... Стоять спокойно! Митинговать будете потом, когда я
уеду. А если кто-нибудь начнет дергаться, мозги вышибу!
Он стал неторопливо отступать к самолетику, держа компанию
на прицеле. Ему по-прежнему казалось, что упущено нечто важное. Некая
немаловажная деталь, не имевшая отношения к чисто военному опыту Мазура, а
потому и не дававшаяся в руки. Что-то тут не складывалось. Откуда они узнали,
куда поплыл «Альбатрос»? Почему нагрянули так целеустремленно, словно заранее
знали о киноэкспедиции слишком много? Почему палили так непринужденно? А если
бы, скажем, с киношниками для порядка и охраны ради поплыла парочка местных
полицейских? Что-то не складывается...
Взобравшись в кабину, он посмотрел на берег. Четверка
по-прежнему торчала на том месте, где Мазур их построил: прекрасно понимали,
что они сейчас как на ладони, и ему ничего не стоит перестрелять к чертовой
матери всех до одного со своей позиции...
Все оказалось легче, чем он думал. Ничего незнакомого или
необычного. Мотор послушно заработал, завертелся пропеллер, очень быстро
превратившись в туманный диск. Положив револьвер на сиденье рядом с собой,
Мазур поработал штурвалом, осваиваясь, тронул нужные рычаги.
Гидроплан развернулся влево, легко высвободив правый
поплавок из рассыпчатого песка. Нацелив его носом в открытое море, Мазур
прибавил газу. Он определенно пересолил, чересчур газанул – но тут же поправил
дело. Самолетик начал разбег, мотор тарахтел ровно и мощно, нос стал
задираться, по обеим сторонам встали радужные веера воды...
Краем глаза он все это время наблюдал за берегом – и
прекрасно рассмотрел, как с палубы второго суденышка, минуя трап, сиганул в
песок человек с каким-то продолговатым черным предметом в руках, как к нему
кинулся Мистер Никто и принялся этот предмет вырывать.
Вот теперь все встало на свои места, и загадка наконец
поддалась. У них был сообщник – среди экипажа того кораблика, затаившийся до
поры до времени. Что ж, грамотно. Пора уносить ноги, пока не продырявили к
чертовой матери. Когда эта хреновина наконец оторвется от воды?!
Мазур прибавил газу, манипулируя рулями высоты. Настоящий
летчик, окажись он сейчас в кабине, наверняка материл бы его долго и
старательно, но ничего не поделаешь, приходится справляться, как умеешь, потому
что Мистер Никто уже у самой воды вскинул автомат, ловит на прицел ускользающую
добычу...
Из револьвера его уже не достать – далеко. Сделать ровным
счетом ничего невозможно. Мазур застыл за штурвалом, про себя проклиная
последними словами этот аппарат тяжелее воздуха. Гидроплан шел по прямой, Мазур
почувствовал, что становится гораздо тяжелее – взлетаем, ура!
Длиннющая автоматная очередь была прекрасно слышна даже
сквозь гул мотора. Мазур не смог определить, попал ли стрелок – но остекление
кабины цело, как и он сам, так что вроде бы ничего страшного...
Гидроплан наконец оторвался от морской глади – и Мазур, не
раздумывая, прибавил газу, пошел вверх круто, чуть ли не вертикально, на всей
возможной скорости, уходя от обстрела.
