Приятная встреча, спасу нет. Особенно учитывая профессию
Мазура и его постоянную прописку. Ага, спускают лодку, вот она уже отвалила от
серого борта...
А, собственно, к чему уныние? Коли нет ни облавы, ни погони?
Наоборот, следует проявить самый неподдельный энтузиазм и от радости прыгать на
голове – как и полагается правильному австралийскому парню, спасенному
морячками матушки-Британии. Родные люди, можно сказать! Братишечки! Радоваться
надо!
Осознав эти нехитрые истины, Мазур заорал что есть мочи,
махая в воздухе свободной рукой. Моторка целеустремленно неслась к нему. Пять
человек в классической тропической униформе «ройял нэви»: белые шорты и
рубашки, белоснежные гольфы и знаменитые британские колониальные шлемы.
У того, что восседает на носовой банке, на черных погонах тоненькая
золотая загогулина – уоррент-офицер, ихний унтер. Ну, конечно, они должны были
издали разглядеть самолетик в мощную оптику, ради такого мирного пустяка никто
не пошлет на шлюпке офицера...
Моторка подошла вплотную. На Мазура таращились с беззаботным
любопытством. У одного из матросиков, правда, был при себе автомат, но это
еще ничего не означало – обычная практика для любого военного флота, мало ли
что...
– Ребята! – заорал Мазур с неподдельным энтузиазмом,
стараясь приправлять речь самыми что ни на есть австралийскими оборотами. –
До чего я вам рад, спасу нет! У меня тут, сами видите, неприятность
получилась...
Унтер, глядя на него с тем снисходительным выражением, какое
и должен придать себе морской волк при виде подобного штафирки, пробурчал с
хваленой британской невозмутимостью:
– Оригинальное место вы, сэр, выбрали для посадки...
– Если бы я выбирал, – сказал Мазур. – Авария
случилась...
– Давно?
– С час назад, не больше. В толк не возьму, что стряслось.
Бесстрастно глядя на него, унтер сказал:
– Вы, может быть, не знаете, но у вас чертова уйма пулевых
пробоин по правому борту...
Глазастый, с неудовольствием подумал Мазур. Ну конечно,
глупо было думать, что военный человек не разберется с ходу в характере
пробоин, тем более что они бросаются в глаза, как балерина при полном параде на
палубе авианосца...
Хорошо, что оставил револьвер в кабине. Вряд ли они будут
самолетик обыскивать. С какой стати? Вокруг – международные воды, у них
наверняка нет прямого приказа. Военные всего мира полицейские обязанности
выполняют с превеликой неохотой, не раньше, чем получат недвусмысленный приказ.
А думать они вольны, что угодно, черт с ними...
– Вы намереваетесь перейти на лодку, сэр, или собираетесь
остаться? – поторопил унтер. – Ваш самолет скоро потонет,
невооруженным глазом видно...
Мазур проворно перепрыгнул в шлюпку, бормоча все тот же
вздор: как он счастлив, как он горд встретить соплеменников, пусть не земляков,
но все же, можно сказать, родственников. Одним словом, правь, Британия,
морями... Человеку в его положении простительно выглядеть нелепым – более того,
нужно срочно предстать вовсе уж безобидным чудаком...
Они в два счета достигли фрегата. С борта свисал обычный
трап: канаты и деревянные перекладины. Мазур вмиг взлетел бы по нему, но,
разумеется, пришлось карабкаться со всей возможной неуклюжестью...
На палубе их уже дожидался офицер, высокий, костлявый,
нельзя сказать, чтобы он был настроен неприязненно, но и явно не собирался
хлопать Мазура по спине и с ходу предлагать опрокинуть по стаканчику. Вполне
уместное отчуждение. Ничего специфически британского.
Уоррент-офицер с ходу к нему подошел и почтительно принялся
шептать что-то на ухо. Глупо было надеяться, что этот служака забудет упомянуть
о пулевых пробоинах: Мазур не расслышал ни слова, но не сомневался, что рапорт
будет подробнейшим – вид у британского боцманюги соответствующий, службист,
бля.
Выслушав рапорт, офицер – как моментально определил Мазур в
звании лейтенант-коммандера – небрежным жестом вернул подчиненного на исходную
позицию и уставился на Мазура примерно с той же доброжелательностью, с какой он
смотрел бы на чаек за бортом. А впрочем, и открытой враждебности не было, и на
том спасибо...
– Сэр? – с непередаваемой интонацией вопросил
лейтенант-коммандер, ухитрившись вложить в это нехитрое словечко массу
интонаций. Мастера все-таки британцы на такие штуки...
– Меня зовут Ричард Дикинсон, я австралиец, – сказал
Мазур, словно спохватившись, полез в карман, выудил паспорт и простодушно
протянул его офицеру. – Пилот-любитель с личным самолетом, у меня
случилась авария...
Офицер, держа книжицу с австралийским гербом кончиками
пальцев, листанулее с неприкрытой брезгливостью, всем своим видом давая понять,
что он бесконечно далек от каких бы то ни было полицейских обязанностей,
унизительных для джентльмена, не имеющего на то служебных полномочий. Вернул.
Глядя все так же отстраненно, осведомился:
– Что у вас произошло? Мне докладывают, ваш самолет весь в
пулевых пробоинах...
Мазур вытаращился на британца насколько мог придурковато и
честно:
– Какое-то роковое недоразумение. Милях в пятидесяти отсюда
меня обстреляли с большого белого катера. Я всего-навсего имел глупость над
ними снизиться, помахать крыльями... – он глуповато хихикнул. – Там
на палубе были две обалденных девчонки в купальниках... А с катера по мне
чесанули очередью....
– В этих местах ошивается масса самого разного
народа, – сказал офицер без всякого выражения. – Вам следует
немедленно заявить в полицию, когда мы достигнем суши, мистер...
– Дикинсон.
– Вот именно. Такие вещи нельзя оставлять без последствий.
Мазур решительно не мог определить, поверили его сляпанной
на скорую руку сказочке, или нет. Ну и черт с ними. Сами они следствие по его
поводу проводить ни за что не будут – и в полицию на берегу сдавать не станут,
с какой стати? Никаких криминальных сцен с его участием они не наблюдали,
оружия при нем не видели, а думать могут что угодно...
– Боюсь, ваш самолет идет ко дну, – сказал офицер,
глядя через плечо Мазура.
Мазур обернулся. Действительно, наступал финальный акт незатейливой
драмы – гидроплану пришел каюк, из воды торчали левое крыло и поплавок, быстро
погружаясь. Еще пара секунд – и осталась безмятежная водная гладь.
– Жаль, – сказал Мазур. – Вот мерзавцы, я это так
не оставлю... Дайте только до берега добраться...
– Вообще-то мы идем в Рансевилль, мистер...
– Дикинсон.
– Вот именно. Там, как вы понимаете, мы с вами расстанемся и
вы вольны поступать, как вам угодно. На вашем месте я бы, не медля, сделал
заявление полиции. А пока что... Позвольте предложить вам гостеприимство, –
произнес он с видом человека, нисколько не обрадованного такой перспективой и
лишь выполнившего своего рода обязанность. – Вас проводят. Джей!
