Зловеще усмехнувшись, Мазур в развалочку подошел к ней, не
торопясь, взял большим и средним пальцами за нежную шейку, пониже подбородка.
Сказал без улыбки:
– Вообще-то я с интересом твои фантазии слушаю... А тебе не
приходило в голову, что, окажись все правдой, шустрая девочка вроде
тебя... – он помедлил, вспомнил Мистера Никто, – может отправиться в
плаванье в бетонных ластах?
– Но это же не по правилам! – воскликнула она без
всякого страха, скорее с нешуточной обидой. – Я не шпионка, я журналистка.
Журналистов обычно не приятно трогать...
– Ну да?
– Вот именно! Думаешь, я не помню, сколько интервью давал
ваш Майк? Всем нужна реклама, и ему тоже, это известность, а значит, деньги,
заказы... Ты что, никогда с этим не сталкивался?
Самое смешное, что нет, сказал себе Мазур. Нас качественно и
подробно знакомили с р аб о т о й парней типа
Майка: обычная тактика, конкретные примеры, вооружение и тому подобное. Об их отношениях
с прессой и речи не шло: мы ведь не разведчики, нас интересует совершенно
другое.
Вообще-то краем уха он об этом кое-что слышал – из мирных
насквозь гражданских источников. Знаменитый в свое время Конго-Мюллер даже в
телепередачах снимался, а Дентор интервью раздавал направо и налево... Пожалуй,
в том, что она говорит, есть своя логика. Подыграть нужно, а?
– И что же тебе нужно, прелесть моя? – спросил он,
убрав пальцы с нежной шейки.
– Сведи меня с Майком. Время, я думаю, еще есть. Боже упаси,
я вовсе не собираюсь лезть в ваши секреты! Я просто хочу оказаться в нужное
время в нужном месте, чтобы стать там единственным репортером. И чтобы наша
кинокамера была единственной.
– Ага, – сказал Мазур. – Кое-что проясняется.
Значит, этот хмырь, что висел у меня на хвосте крайне неумело...
– Мой оператор.
– И микрофон ты мне подсунула?
– Ты его нашел? – искренне удивилась Гвен.
– Есть некоторый опыт... – скромно усмехнулся Мазур.
Из чистой деликатности Мазур не стал уточнять, по каким
побуждениям она его затащила в постель – это и так лежало на поверхности: мол,
мы ж теперь не чужие, милый... Бабы везде одинаковы, порожденье крокодилов, как
выражался четыреста лет назад бессмертный бард...
– А если я тебя пошлю к чертовой матери? –
поинтересовался Мазур.
Она прищурилась:
– Дик, мы – не самая известная и крутая телекомпания, но и
не крохотная. У меня как-никак задание, и от него многое зависит в моей
собственной карьере... В общем, вам бы наверняка не понравилось, если бы
сегодня же в эфир пошла сенсация: что на Флоренсвилле объявился Майкл Шор со
своей командой, а это, учитывая кое-какие хитросплетения местной политики,
может означать только одно... Вам, думается, преждевременная огласка ни к чему?
Ах ты, стервочка, ласково подумал Мазур. Вот он, звериный
лик падкой на сенсации буржуазной прессы. Принесло ж тебя на мою голову…
– Кроме меня, есть и другие, которых вы не знаете, и они все
поголовно вне досягаемости... – сказала Гвен с ангельским видом, медовым
голосочком. – Подумай сам, какой из вариантов проще – душить меня до
смерти и ломать потом голову, что делать с трупом, или попросту свести меня с
Майком?
– А ты уверена, что он станет с тобой разговаривать?
– Ты, главное, меня с ним познакомь, а дальше уже – мои
проблемы...
– А ведь ты не такая спокойная, как пытаешься
казаться, – усмехнулся Мазур. – Нервничаешь все же... Прекрасно
понимаешь, что тебе могут и головенку открутить... и все равно, рискуешь
лебединой шейкой?
– Такова жизнь, – сказала она решительно. – Чтобы
вскарабкаться повыше, приходится рисковать всерьез. Хочешь сказать, ты
по-другому живешь?
– Да нет, примерно так же, – сказал Мазур. –
Потому я тебя до сих пор и не придушил, а слушаю внимательно... Ладно. Сама
понимаешь, мне нужно кое с кем посоветоваться, сам я ничего не решаю. Сейчас я
поеду, расскажу кому следует...
– Только непременно возвращайся, – тем же ангельским
голосочком сказала Гвен. – Потому что, если ты сегодня не вернешься, я
буду думать, что ты от меня попросту смылся, – и, будь уверен, в эфире
завтра же грохнет та самая сенсация...
Она невинно улыбалась, склонив голову к плечу, и Мазур
чувствовал, что чертовка нисколечко не шутит.
– Не беспокойся, – сказал он тихо. – Обязательно
вернусь.
Спускаясь по лестнице и быстрым шагом направляясь к дому,
где снимал комнату Лаврик, он подумал, что разведчиков, по совести, озолотить
нужно. И на руках носить. Легко бегать с автоматом наперевес по разным
экзотическим местам, стрелять, подкладывать бомбы и сворачивать шеи – а
попробуй-ка поживи с годик посреди подобных забав и психологических дуэлей,
интриг и прочего... Всего несколько дней таких развлечений – и ты уже
мокрый, как мышь, от всех этих сложностей, которые ни за что не решить прямым в
челюсть и выстрелом в упор... Пожалуй, надо быть к Лаврику снисходительнее,
несмотря на все его фокусы и придумки...
Лаврика он увидел перед домом – тот стоял рядом с такси,
откуда сверкнул зубами их бессменный водитель.
– Садись, – сказал Лаврик. – По дороге расскажешь.
Не хочу пропустить редкостное зрелище... Что там твой полицай?
– Президент сегодня попрется к своей бабе, – сказал
Мазур, усаживаясь рядом с ним и захлопывая расшатанную дверцу. – Хью,
гнида этакая, определенно считает, что Майку следовало бы ради упрощения задачи
его потихонечку пристукнуть на той квартире – а вместе с ним и девку,
конечно, чтобы свидетелей не осталось.
– Логично, – сказал Лаврик рассеянно. – Так,
конечно, гораздо легче – утречком грянет переворот, а главное кресло пустует, и
некому сплачивать нацию и отдавать приказы насчет отпора проискам...
– А если его действительно кто-нибудь грохнет на той
квартире? – озабоченно спросил Мазур. – Вокруг этих чертовых отелей
уж столько народу толчется, что скоро друг на друга натыкаться будем...
– Тоже верно. У тебя все?
– Нет, – сказал Мазур. – Эта моя стервозная
соседка оказалась...
Эту часть рапорта Лаврик выслушал еще рассеяннее, Мазур
ощутил даже некоторую обиду.
– Ну, по крайней мере, это все объясняет, а? Все
любительские странности...
– Но надо же что-то делать?
– Ты, главное, не волнуйся, – сказал Лаврик, полулежа
на ветхом сиденье. – Всех разоблачим и всех поборем... Дай подумать.
Пожалуй, он вовсе не был рассеянным – он о чем-то
сосредоточенно думал со знакомым уже просветленным выражением иконописного
ангела – а значит, готовил очередное изящное коварство. Сообразив это, Мазур
больше не встревал и тоже молчал до самой набережной.
Они неторопливо спустились вниз по каменной лестнице. Там
все еще толпились зеваки, но теперь обстановка изменилась: любопытствующие
далеко раздались в стороны, освободив значительное пространство, а на
немаленьком пустом пространстве старательно приплясывала, что-то монотонно нудя
себе под нос, крайне экзотическая фигура.
