Эта манипуляция напоминала действия невероятно точного
станка с электронным управлением, – и Мазур в который раз ощутил
нешуточное уважение, как всякий русский человек, способный в должной степени
оценить подобное мастерство. Сколько бы старый пень ни высосал, его конечности
ни на миллиметр не отклонялись от обычной траектории, меж жидкостью и краем
стакана всегда оставалось именно столько, и никак иначе, а зажатый коленями
стакан ни разу не дрогнул. Русский человек такую виртуозность ценит. Мазур
вновь подумал, что уж кого-кого, а мастера Джейкобса подозревать – бесполезный
расход времени и нервных клеток. Оставался при прежнем убеждении: невозможно такимитировать
набрякшую от многолетнего пьянства рожу, состояние кожи, щетину, сиплое
дыхание, загоревшиеся неземным счастьем после очередной дозы глаза. Ну нельзя,
и все тут! Будь ты хоть гением...
– Это не алкогольная галлюцинация, – дружелюбно сказал
Мазур, когда на нем остановились блаженно-мутные глаза хозяина. – Это я,
Дик Дикинсон, ваш постоялец. Между прочим, исправно внесший плату за неделю и
намеренный поступать так же впредь...
– Я знаю, что ты Дик, – сказал мистер Джейкобс
совершенно отрешенно, не шевелясь. – Галлюцинации бывают только у
алкоголиков. А я не алкоголик. Алкоголики, старина Дик, – это те, кто пьет
безалаберно. Я же пью размеренно. Между прочим, я высоко ценю твою
обязательность в денежных делах.
Мазур светски раскланялся.
– Нашел место, Дик? – осведомился мистер Джейкобс,
вторым глотком покончив еще с третью жуткого коктейля.
– Нет пока, – сказал Мазур чуточку беззаботно. –
Кровь из носу хотим подобрать хороший корабль, а не бросаться на первую
попавшуюся посудину. Слава богу, мы с Сидом ребята приличные, с хорошими
документами, да и денег пока хватает, можно не торопиться...
– И это называется приличный моряк... – с откровенной
грустью сказал мистер Джейкобс.
– Боже мой, – сказал Мазур. – Неужели у вас есть
на меня нечто компрометирующее?
– Я имею в виду, приличный моряк не отказался бы посидеть со
старым затворником как следует за ромом...
– Что поделать, – пожал Мазур плечами. – Я ведь
тоже пью размеренно – раз в три недели. Еще полторы недели до урочного часа.
Согласитесь, ведь это ваша теория – о том, что пить нужно размеренно?
– Раз в три недели – это не размеренность. Это, по сути,
абстиненция... – с глубочайшей убежденностью объявил мистер Джейкобс и в
два счета разделался с последней третью. – Мельчает молодежь, мельчает...
Вот кстати, о презренном металле. Если у тебя есть деньги, старина, мог бы
сводить куда-нибудь девушку вечерком. Право слово, я своим постояльцам никаких
ограничений не ставлю, я человек широких взглядов... – и он медленно
собрал толстую физиономию в гримасу, должно быть, казавшуюся ему
плутовской. – Будьте, как дома, милые молодые люди...
– А в самом деле, Дик, – обернулась Гвен, снимая с плиты
черную сковородку с аппетитно скворчавшим содержимым. – Не самая глупая
идея...
И выжидательно улыбнулась, с подначкой глядя из-под
рассыпавшейся челки не самыми невинными на свете серо-зелеными глазищами.
Приятная была девочка, и с Мазуром откровенно заигрывала – что за курорт без
легкого романа? – но он предпочитал не форсировать события в связи с
непроясненной пока общей ситуацией. Плавали – знаем. Случалось, такие вот
улыбчивые девочки и в спаленку увлекали, и платьице с себя начинали сбрасывать,
а потом поднимали истошный визг, будто их насилуют, словно из-под земли,
выныривали хмурые верзилы, стремясь отяготить компроматом... Что там далеко
ходить, во время недавней командировки именно так и стряслось на не столь уж
далеком отсюда острове...
– В самом деле, своди меня куда-нибудь, – сказала она,
все так же беззаботно щурясь. – Одной неудобно как-то, еще примут не за
ту...
В английском, как известно людям посвященным, нет ни «ты» ни
«вы». «You» означает и то, и другое, вся хитрость в интонации и тому подобных
тонкостях. Но в данном случае это было именно «ты».
– Мы, австралийцы, парни неторопливые, – сказал
Мазур. – Я все это время набираюсь смелости. Как только решусь, непременно
скажу...
Он улыбнулся – широко, открыто, честно, как и полагалось
бесхитростному морячку – кивнул и направился в коридор. Успел еще услышать, как
добросердечная Гвен пытается уговорить мистера Джейкобса отведать хотя бы
кусочек яичницы, а тот, как обычно, невозмутимо отвечает, что и еду нужно
принимать размеренно, то есть раз в сутки, и урочный час еще далеко.
Идиллия, подумал Мазур. Милые, незатейливые люди, теплые,
домашние отношения... кто ж секретки ворошил-то? Предположим, при некоторой
ловкости не так уж трудно кому-то постороннему проскользнуть бесплотной тенью
на второй этаж мимо впавшего в нирвану мистера Джейкобса – но вот Гвен почти
все время дома, спиртного не трескает, валяется и читает что-то, и уж она-то
непременно заметила бы постороннего злоумышленника...
Он поднялся по скрипучей лесенке, повернул в замке большой
старомодный ключ с двумя бородками, вошел, закрыл за собой высоченную тяжелую
дверь. Посмотрел вправо и печально покривил губы: это уже хамство, знаете ли...
По отношению к жильцу, аккуратно вносящему оговоренную плату – это неприкрытое
хамство с любой точки зрения...
Входнаясекретка была снова нарушена. Кто-то в его отсутствие
вновь заходил в комнату. Неймется кому-то...
Настроение вмиг испортилось – не особенно, но все-таки.
Мазур, сердито пофыркивая, подошел к окну – распахнутому настежь, прикрытому
легкими бамбуковыми жалюзи – посмотрел сквозь щелочки на другую сторону улицы,
где, как выяснилось, располагалось логово. Гнездо путчистов, мать их.
Монументальными заборами здесь окружать жилые дома было
совершенно не принято – и поскольку вокруг зловещего гнезда возвышался
чуть ли не двухметровый забор из рифленой жести, раньше здесь и точно была
какая-то мастерская или склад. Ну, вполне разумная предосторожность: и в этих
райских местах немало охотников до чужого добра...
Небольшой одноэтажный домик, столь же старинный, как и
очередное пристанище Мазура – и довольно большой ангар из той же жести, с
двустворчатой дверью, куда запросто может въехать даже нормальный грузовик,
благо и высота двери позволяет. Полдюжины пальм в качестве озеленения. Сонное,
ничем не примечательное местечко. Раньше Мазур особенно не приглядывался,
конечно, к соседям, но все же по въевшейся привычке краем глаза фиксировал все,
что происходит вокруг, – и не помнил ни многолюдства, ни шума. Кто-то
однажды выходил на улицу, кто-то ходил по двору – вот и все признаки жизни.
Вообще-то в таком бараке можно спрятать даже не грузовик, а
приличный броневик вроде «Саладина»... стоп, стоп, это уже дурное кино!
Броневик сюда контрабандой не протащишь, да и Бешеный Майк обычно прекрасно
управлялся раньше без всякой брони. А вот стволовсюда можно натащить
незаметно, в потребном количестве...
Внизу послышалось тарахтение маломощного мотора. Мазур,
отошедший было от окна, вновь приник к щелочке. У калитки остановилось здешнее
грузовое такси – трехколесный грузовичок, скорее уж мотороллер с кузовочком, к
которому присобачили кабину. Двое – белые, высокие, крепкие парни – проворно
спрыгнув из кузова, вытащили оттуда какой-то прямоугольный щит, прислонили его
к рифленой стенке. Один из них сунул водителю местную кредитку – большую,
разноцветную – тот что-то сказал благодарственное и проворно укатил. Парни этот
щит – шириной в полметра примерно, длиной метра в два – перевернули другой
стороной, отступив на пару шагов, критически оглядели и переглянулись с видом
совершеннейшего удовлетворения.
