Сквайры со всех ног бросились к воротам. Как и положено воинам, они не боялись смерти, но были готовы дорого продать собственные жизни.
Но что стоит храбрость против коварства? Навстречу бегущим метнулось нечто, куда более тяжелое и неуловимое, чем пущенная из лука стрела. И старший сквайр болезненно вскрикнул и повалился на спину, словно отброшенный ударом крепкого кулака. С трудом приподнялся на локте, осматривая себя.
Из широкой груди его торчал массивный арбалетный болт.
– Это подло… – прохрипел он. – Друг мой…
В следующий миг второй рухнул рядом – лицом вперед. Точно такой же болт, попав ему в затылок, торчал острием из глаза.
– Измена!.. – прошептал старший и повалился замертво.
Мертвая рука продолжала крепко сжимать рукоять меча.
Как и подобает воину Империи.
Глава восьмая,
в которой несчастные герои знакомятся с кухней инквизиции и не находят ее аппетитной
Понятия не имея о сгущающихся вокруг нас тучах, мы брели по темному коридору в сопровождении четырех огромных рыхлых верзил, которых язык с трудом поворачивался назвать монахами. Хотя, возможно, отъесться до столь впечатляющих размеров было своеобразным видом послушания. Двое шли позади нас, двое – впереди, сверкая выбритыми макушками, смиренно сложив на животах мощные руки. Но я ни на миг не сомневался: задумай мы что – эти четверо свернули бы нас в бараний рог, вдавив в каменный пол своими необъятными телесами.
– Куда нас ведут? – поинтересовался Грош.
– Не велено разговаривать, – лениво, высоким голосом сказал один из шедших позади.
– Мы есть хотим!
– Не велено, – повторил верзила.
– Я сейчас свалюсь от усталости – придется вам меня тащить! – не унимался мой приятель.
– Не доводи до греха, – повторил верзила, и в голосе его послышалась угроза.
Я хотел было поинтересоваться, куда дели мою сумку и лютню, но прикусил язык: терпение этих увальней могло и лопнуть.
Коридор извивался, уходя куда-то вниз, и, наверное, вел в подземелье. Из стен торчали чадящие факелы, от которых было больше удушливой вони, чем света, и я даже обрадовался, когда нас втолкнули в просторное помещение с покатыми сводами и грубыми колоннами по центру.
Впрочем, радость моя была недолгой.
Я, конечно, никогда не видел подобного и в своих наивных фантазиях даже представить себе не мог, что такое существует в действительности. Все, что я знал, – это жуткие истории, поведанные бродячими рассказчиками. Но то, что они рассказывали, вполне могло быть обыкновенными страшными сказками – теми, что разбавляют скучную повседневность, заставляя почем зря леденеть кровь и колотиться сердце.
Но вот они, перед глазами, – эти страшные сказки в виде вбитых в стены крючьев, свисающих на цепях кандалов, кошмарных деревянных устройств, о назначении которых даже думать не хотелось. Вот она, пылающая жаровня и все мыслимые виды клещей, разложенных рядом. Вот потемневшие колодки с дырами для рук и головы, а вот – небрежно брошенная на лавку железная маска с воронкой, торчащей изо рта. Ради Всевышнего – зачем изо рта торчит воронка, что туда можно вливать?!
– Тихо, тихо… – Я почувствовал, как Грош ободряюще хлопает меня по плечу. Наверное, последнюю фразу я выкрикнул вслух.
– А это по случаю, – сказал незаметно приблизившийся человек, поднимая маску и любовно поглаживая ее. – Когда – воду, когда – кипящее масло, а когда и расплавленное олово…
Был он столь же громаден, как и наши сопровождающие, но этим обязан не слою сала, а в могучим мышцам. Облачен он был лишь в длинный кожаный фартук и кожаные перчатки. Здоровяк был совершенно лыс и весь лоснился от пота.
Я сразу почувствовал царящий здесь удушливый запах – смесь вони человеческой плоти и страха. С потолка капала вода, но мне показалось, что это – капли человеческой крови.
Монахи оставили нас, удалившись и прикрыв за собой низкую, но чрезвычайно крепкую дверь. А лысый громила ласково, по-отечески, обхватил нас за плечи и легко потянул за собою. Подвел он нас к деревянной скамье и ловко сковал наши ноги деревянными колодками – так, что я даже ничего не почувствовал, но понял: встать отсюда я не смогу. Пока этого не захочет этот тихий, но вместе с тем жутковатый человек.
Не сразу я заметил перед собой грубый деревянный стол, за которым скучал человек в монашеском одеянии. Ему, очевидно, было прохладно: на голову он накинул мешковатый капюшон и зябко потирал руки, время от времени протягивая их к толстой оплывшей свече в грубом подсвечнике.
– Сейчас, сейчас! – заверил нас человек. – Подождите немного, скоро придет брат экзекутор – и начнем!
– Да мы, собственно, никуда не торопимся, – заметил Грош. – Но, может, вы объясните, что с нами хотят сделать?
– С вами? – задумался человек. – Хм… Я не в курсе дела. Это смотря по какому делу вы у нас проходите. Видите ли, я просто писарь, мне не докладывают. Но ежели, скажем, вы по верноподданническому доносу сюда попали – ясное дело, начнут с дыбы. Ежели с подачи императорского шпиона, тут, естественно, без клещей не обойтись. Ну а если вас уличили в преступлении против веры, в колдовстве или алхимии – тут уж на усмотрение брата инквизитора, сами понимаете…
– Вот влипли… – тоскливо протянул Грош. – Это все ты: «За вдохновением, за вдохновением!»
– Вот еще! – возмутился я. – А кто мне предлагал объединиться для совместного грабежа?!
– Любезные, убедительно вас прошу – не начинайте, пока брат экзекутор в пыточную не подошел! – взмолился писарь, выхватывая из-за уха гусиное перо. – У меня ж бумаги нет, чтобы записать все! И чернила закончились!
– Вот и мучайся! – мстительно сказал Грош. – Всевышний все видит – отправит тебя в ад, к Проклятым, за эдакую работу!
– Не отправит, – заверил писарь. – Мне по службе ежемесячная бесплатная индульгенция положена за вредность…
Неизвестно, сколько бы мы еще препирались, если бы не заскрежетала обитая железом дверь и в пыточной не появился невысокий худощавый человек в монашеской одежде, но с каким-то свисающим с шеи массивным знаком на толстой цепи. Он подошел к столу, со стуком водрузил на него огромную чернильницу и положил рядом стопку бумаги.
– Скучаешь, брат писарь? – спросил он без особого, впрочем, интереса.
– Как тут не заскучать, без дела-то! – подобострастно осклабился писарь.
– Эй, любезный, – вежливо обратился к пришедшему Грош. – Это какая-то ошибка. Зачем мы здесь?
Вошедший не обратил на нас ни малейшего внимания. Обстоятельно усаживаясь на грубый стул с отполированной спинкой, он снова обратился к соседу:
– Как новая келья, брат писарь?
– Благодарение Всевышнему и вам, почтенный брат экзекутор! – расплылся в улыбке писарь. – Где это видано, чтобы писарю – отдельная келья! Благодарствую!
