– А тебе какое до того дело? – с подозрением спросил я. – Нехорошо это – чужие разговоры подслушивать! Ступай себе с миром…
Нарочито равнодушно я принялся поедать жаркое с большой черной сковороды, макая в густую ароматную подливку кусочки свежего хлеба. Грош же отставил пустую миску, чинно вытер руки о рясу и принялся вгрызаться в зажаренную гусиную ножку.
Усатый невольно сглотнул, скосился в сторону своего все еще пустого стола.
– Ты голоден, сын мой? – чавкая, спросил Грош. – Не желаешь ли вкусить с нами этого божественного гуся?
Усатый помотал головой, будто стряхивая наваждение:
– Н-нет, что вы…
– Может, пива? – Я пододвинул к усатому кружку с густой пенной шапкой. Усатый, облизываясь, вытаращился на кружку.
– Не отказывайся, сын мой, – строго сказал Грош. – Раз послал Всевышний – грех отказываться!
Оруженосец снова скосился на товарищей и взял кружку.
Когда же хозяйка смилостивилась над слугами и принялась носить им пиво и закуски, усатый уже вовсю тянул нас за общий стол. Мы, ясное дело, отнекивались, пока, сломленные уговорами, не перебрались в компанию слуг.
Мы все ждали, когда в трапезную спустятся господа рыцари. Но те то ли отдыхали после тяжелого боя с виверной, то ли брезговали обстановкой и обществом. А потому нам пришлось переключиться на общение с менее взыскательной публикой.
Меж тем на столе появлялось все больше и больше пивных кружек, что пустели со стремительностью полета той самой виверны. Хозяйка уже не справлялась с доставкой хмельного напитка к столу добрых постояльцев, и ей принялась помогать знакомая нам веснушчатая девчушка.
Захмелевший усатый оруженосец, как оказалось, по имени Вилл, продолжал наседать на нас с расспросами:
– А правда ли, святые отцы, что падучая звезда принесла чудовище?
– Нет, добрый человек, про такое мы не слыхивали, – отвечал я.
– А правда ли, что там, где упала звезда, поселился такой страх, что смертные от него каменеют на месте?
– С чего ты это взял, сын мой? – сдувая с кружки пену, поинтересовался Грош. – Знаете ли вы, что братья-инквизиторы делают с болтунами за распространение подобных слухов?
– Не… – помотал головой усатый. – Откуда ж мне знать?
– Темнота! – заключил Грош, прихлебывая из кружки.
– Так что же теперь там, где звезда упала? – спросил усатый.
– Яма там. И весь наш несчастный приход, – скорбно ответил я, не сильно согрешив против истины. – Разрушило храм наш, одни руины остались. Видимо, за грехи наши ниспослана сия кара. Но, хвала Всевышнему, мы вдвоем уцелели. И теперь держим путь по святым местам, чтобы замолить грехи наши…
Меня внезапно посетила муза, и я принялся сплетать небылицы, облачая их к тому же в красивые поэтические формы. Конечно, местами путался и противоречил сам себе, но слушателей мало волновала правдивость моих слов – их забавляла увлекательность приключений и притягивала зловещая сущность известного небесного явления.
К тому же монашеская ряса добавляла авторитета моим словам, а избыток хмеля в головах слушателей притуплял рассудок, которого, впрочем, и не полагалось слугам по рангу.
Когда потребление пива плавно перешло в попойку, я с некоторым беспокойством услышал неожиданное заявление Гроша.
– А что, дети мои, не раскидать ли нам картишек? На интерес…
Ткнул приятеля в бок, прошипел:
– Ты чего, дурень, совсем сбрендил?! Какие еще карты? Ты же монах!
– Это ничего, что я монах! – заявил Грош, ловко, по-шулерски тасуя колоду и возглашая диаконским голосом. – Дети мои, не побрезгуйте игрой с бедным монахом, ибо никакой радости нет в скорбной монастырской жизни в ежечасных молитвах за ваши грешные души… Пять монет ставочка – кто желает?
Я понял, что друг мой уже изрядно пьян и остановить его не в моих силах. А потому вылез из-за стола и направился к двери, чтобы подышать свежим воздухом. Вышел на крыльцо, вдохнул вечерней прохлады, радующей после душного смрада трапезной…
– Куда же ты, святой отец? – донесся до меня томный женский голос.
Я затравленно обернулся. За спиной, ласково глядя на меня, стояла хозяйка.
– Такой юный, невинный – и уже монах… – с чувством произнесла она. – Небось не изведал даже скромных радостей жизни… Бедненький…
На меня надвигалась необъятная грудь, магнетически притягивая взгляд и в то же время вызывая панику.
– Ты чего, дочь моя? – неуверенно произнес я, пятясь к ступеням крыльца. – Оставь греховные мысли свои…
– А знаешь ли ты, как сладок он, этот грех?! – угрожающе проворковала она.
Я почувствовал себя загнанным зверем. Сделал еще один шаг назад и, споткнувшись, кубарем полетел с крыльца. Чудом не переломав кости, растянулся на пыльной земле.
– Ой! Ты не ушибся? – испуганно воскликнула хозяйка, спускаясь с крыльца. – Пойдем – я осмотрю тебя, смажу ушибы целебной мазью! На внутреннем дворе есть баня – никто и не узнает…
Упоминание про баню придало мне сил – я вскочил и помчался прочь, придерживая волочащиеся полы рясы.
– Постой! – разочарованно кричала вслед женщина. – Ты не знаешь, от чего отказался, святой отец!
Некоторое время я бродил по округе, боясь приближаться к постоялому двору. Но вдруг вспомнил про Гроша. Конечно, пьяные оруженосцы могли и не разглядеть в нем жулика, но стоило благородным рыцарям увидеть, как монах ловко уделывает в карты их простодушную прислугу…
Я вовсю припустил обратно. Через главный вход идти не решился, опасаясь встречи с любвеобильной хозяйкой. А потому решил пройти со двора.
Каково же было мое удивление, когда я увидел осоловевшего Гроша, выводящего под уздцы пятерку лошадей.
– Ты с ума сошел! – воскликнул я. – Нас же повесят за конокрадство!
– Тс-с! – пьяно сказал Грош. – Никакого конокрадства. Это мой честный… ик!.. выигрыш.
– Слуги проиграли тебе своих лошадей?! – изумился я.
– Грешен, сын мой, грешен… – кивнул Грош. – Наши благородные рыцари лишись сопровождения. Правда, боевых коней слуги продуть не успели…
– С ума сойти… – пробормотал я, с опаской оглядываясь по сторонам.
– А теперь поспешим, – сказал Грош устало. – Не ровен час – протрезвеют…
Да, приятель мой времени зря не терял – пока я во всю прыть бегал от навязчивых соблазнов, он сделал всю работу за нас двоих. Непросто придется привыкшим к удобствам рыцарям с пешими оруженосцами! Да и самим слугам теперь не позавидуешь…
Мы не без труда взгромоздились на лошадей – мешали рясы. Со стороны, наверное, зрелище представало комическое и богопротивное.
Так и двинулись рысью, ведя за собой еще трех привязанных скакунов, даже не веря свой удаче.
