Как так вышло и в чем тут подвох? Как все это соотнести с представлениями людей о сотворении мира, о Боге-Творце? Как вообще продолжать жить спокойно, зная, что обитаешь не в одной-единственной, необъятной и надежной Метагалактике, а в хрупкой душе какого-то совершенно незнакомого тебе существа?
И главное – что делать теперь с этим знанием? Продолжать жить, как жили до тебя многие и многие поколения ни о чем не подозревающих людей? Или измениться в соответствии с новой реальностью? Может, так же, как некоторые в других мирах, найти утешение в поиске некоего Изначального Мира, где примут, успокоят, объяснят все как следует и подскажут, как быть?
…Стас пытался свыкнуться с новой информацией и не мог. Она отторгалась от его понимания, словно неудачно пересаженный орган. Все это было слишком дико, слишком неправильно, чтобы в соответствии с этим знанием можно было принять какое-либо разумное решение. Ведь такого решения не могло быть по определению.
Итак, если верить странному визитеру, этому жуткому ребенку в теле потрепанного конферансье, только в Изначальном Мире следует искать ответы на все вопросы, связанные с Челноком (или Кристаллом – как кому нравится).
С другой стороны, никто не отменял его, Стаса, прямых обязанностей – защиты интеллектуальных ресурсов страны от кражи невидимым противником. Хотя Стас уже начал сомневаться в эффективности принятых методов подобной работы.
Ведь возникал и третий момент – опасность вторжения в наш беспокойный, но такой привычный мир алчных визитеров из глубин человеческих сознаний. Если представить себе все бесчисленное количество миров «над» и «под» привычным пространством, то становилось жутко. Ведь все эти интересы смыкаются в одной-единственной точке – вокруг Кристаллов в родном мире Стаса, вокруг единственных ворот меж двух половинок этих поразительных Песочных Часов. Да, пусть так и называется это новое, чудовищное, сверхкосмологическое образование…
Стас курил на кухне, задумчиво гася окурки о рассыпающуюся горку «бычков», переполнивших пепельницу. Сна он лишился, судя по всему, надолго. Мысли вяло текли в его голове, где-то среди чужих звезд и населенных планет, только вот поделиться этими мыслями было не с кем. Говорить обо все этом с коллегами и начальством – значит, подписать самому себе увольнение по профнепригодности. Это в лучшем случае. Единственный, кто мог его понять, был разве что Батхед… Но… Как сваришь кашу с человеком, которого всерьез не воспринимают ведущие специалисты Конторы?
Впрочем, выбирать не приходится. Ему надо выплеснуть накопившуюся информацию. Иначе возникает серьезная угроза нервного срыва. Или банальной шизофрении. Вот, кстати, и формальный повод для ночного визита к психологу. Не на работе же говорить обо всем этом?..
Стас тихонько направился в коридор. По пути он заглянул в спальню. Там, на широкой кровати, лежа строго по диагонали, спал его гость. Лежал он на животе, в брюках и расстегнутой рубашке, а правая рука была жутко неудобно заломлена за спину. Белый пиджак небрежно брошен на пол. Один носок лежал на полу, другой, слезший наполовину, жалко и безвольно свисал с торчащей над полом ноги.
Сон Алекса был беспокоен. Он дергался, вздрагивал и тихо постанывал, бормоча что-то невнятное. Что ж, это было весьма похоже на сон уставшего и напуганного ребенка…
Стас тихо прикрыл дверь в спальню и накинул легкую куртку. Чтобы не будить Алекса, такси он решил не вызывать по телефону, а просто поймать на улице…
…Дом Батхеда он нашел с трудом. Вообще сотрудникам управления не положено было знать друг о друге слишком много и общаться во внеслужебное время. Адреса и телефоны были информацией доступной только администратору. Но некоторое время функции администратора приходилось выполнять Стасу. И с тех пор он, как говорится, стал «слишком много знать». За что уже не раз укорял самого себя. Правильно говорят: многие знания рождают и многие печали. Ведь не знай он адреса Батхеда, не пришлось бы сейчас переть куда-то в ночь и будить не вполне знакомого человека, чтобы грузить того не вполне достоверной информацией. Кстати, по большому счету, кроме псевдонима и адреса, да еще профессиональных качеств, он не знал о том ровным счетом ничего…
Батхед обитал в старой пятиэтажке в районе Останкино. Неопределенной национальности таксист с трудом понимал, чего от него хотят, и разваливающаяся на ходу «шестерка» долго нарезала бессмысленные круги. Один раз их остановили сотрудники ДПС, а во второй – милицейский патруль. Документы таксиста им не понравились, и Стасу пришлось оставить водителя разбираться на месте, а самому отправиться дальше пешком.
Все-таки ему удалось найти нужный дом, и, на счастье, кодовый замок в подъезде оказался сломан, так что он был избавлен от ненужных и невразумительных разговоров через домофон. Стас поднялся на третий этаж и позвонил в дверь. Немного подождал. Собрался было нажать кнопку звонка снова, но из-за обшарпанной двери, обитой порезанным дерматином, раздалось сонное: «Сейчас, сейчас…» и шарканье тапочек.
Дверь приоткрылась. Над натянутой цепочкой возникло помятое заспанное лицо с подслеповато прищуренными глазами. Когда на него водрузились толстые квадратные очки, Батхед, казалось, мигом проснулся:
– Стас?! Вы?! Что случилось? Я сейчас, сейчас… Как вы добрались? Наверное, не так просто было найти мою конуру? Хе-хе! Как там на улице? Вы, я вижу, в куртке? Прохладно, наверное? А хулиганы как, не беспокоили? У меня тут дворы не очень спокойные… Хотя три часа уже – спят, наверное, все…
Батхед суетливо разбирался с цепочкой, которая не очень-то хотела отпускать дверь. Не понятна была реакция Батхеда: казалось, он не столько удивился неожиданному ночному визиту, сколько обрадовался образовавшейся возможности пообщаться.
Когда Стас наконец проник в обитель психолога, то удовлетворенно отметил, что интерьер соответствовал его ожиданиям. Это была классическая холостяцкая берлога, где уже с порога следовало опасаться за собственную жизнь: ничего не стоило споткнуться о груды хлама, сваленного вдоль стен или оказаться засыпанным чем-нибудь тяжелым, свалившимся с покосившегося шкафа.
Но также Стас с уважением отметил про себя, что большую часть этого хлама составляли книги, журналы и толстые папки для бумаг. Несомненно, жил здесь человек увлеченный.
– В комнату не приглашаю, – сказал Батхед. – Там у меня что-то вроде ремонта. М-да… Что-то вроде… Хе-хе… Поэтому не сочтите за негостеприимство, пройдемте сразу на кухню…
Кухня была под стать обстановке. Крохотная, со старыми шкафчиками с обвисшими дверями. В раковине громоздились горы грязной посуды, не мытой, судя по виду, с неделю…
Батхед немедленно распахнул форточку и виновато развел руками. Сам по себе он представлял довольно живописную фигуру. Полноватый, неопределенного возраста, вечно небритый, был он теперь в изрядно поношенном халате и разбитых тапочках. Свои очки он, наверное, унаследовал от деда.
Но при всем при этом вид его внушал необычайное доверие. И Стас заподозрил даже некую хитрую продуманность такого имиджа. Потому что известно было, что психолог Батхед классный. Ему удалось даже как-то одними словами вытащить в нормальную жизнь свихнувшегося ныряльщика, на котором психиатры поставили жирный крест. Тогда еще не знали про возрастные ограничения. А Батхед еще и клялся, что сможет научить безопасно нырять взрослого. Нужно только время и желание…
