Я не хочу сказать, что Брэдбери не творит из детства
романтический миф; напротив, он это делает. Детство само по себе – миф для
большинства из нас. Нам кажется, что мы помним, что было с нами, когда мы были
детьми, но на самом деле это не так, Причина очень проста: мы тогда были
чокнутыми. Оглядываясь назад, на этот источник нормальности, мы, те из нас,
которые если не совершенно безумны, то законченные невротики, пытаемся
разглядеть смысл там, где его никогда не было, понять значение происшествий, не
имевших никакого значения, и вспомнить мотивации, которых просто не
существовало. Так происходит процесс рождения мифа
[253]
.
Вместо того чтобы плыть против этого сильного течения (как
Голдинг и Хьюз), Брэдбери его использует; он соединяет миф о детстве с мифом об
отце, роль которого исполняет здесь отец Вилла, Чарлз Хэлоуэй.., и если верить
Брэдбери, также тот линейный монтер из Иллинойса, который был отцом Рэя
Брэдбери. Хэлоуэй – библиотекарь, живущий в своем мире мечты; он в достаточной
степени мальчик, чтобы понять Вилла и Джима, но и в достаточной степени
взрослый, чтобы дать в конце то, что не в состоянии дать мальчики, этот
финальный ингредиент аполлониевой морали, нормы и честности – простое сознание
своей ответственности.
Брэдбери утверждает: детство – это время, когда вы еще
способны поверить в то, чего, как вы знаете, не существует:
" – Все равно не правда это, – выдохнул Вилл. – Не
бывает луна-парков так поздно в году. Чертовская ерунда. Кто захочет туда
ходить?
– Я. – Джим спокойно стоял, окутанный мраком. “Я”, – подумал
Вилл, и глаза его видели блеск гильотины, гармошки света среди египетских
зеркал, чернокожего дьявола, потягивающего лаву, словно крепкий чай”.
Они просто верят; сердце у них еще способно перевесить
голову. Они еще верят, что сумеют продать столько поздравительных открыток или
баночек с мазью, чтобы можно было купить велосипед или стереопроигрыватель, что
игрушка на самом деле проделает все то, что показывают по телевизору, и что “вы
можете сами собрать ее с помощью простых инструментов за несколько минут” или
что чудовища из цирка будут такими же страшными и удивительными, как на афишах.
И они правы: в мире Брэдбери миф гораздо сильнее реальности, а сердце сильнее
головы. Вилл и Джим раскрываются перед нами не как отвратительные, грязные,
испуганные мальчишки из “Повелителя мух”, но как почти исключительно мифологические
существа из мечты о детстве, которая под рукой Брэдбери становится более
правдоподобной, чем сама реальность.
"В полдень и пополудни они вдоволь поголосили на разных
горках, посшибали грязные молочные бутылки, поразбивали тарелочки
[254]
, прислушиваясь,
принюхиваясь, присматриваясь ко всему, чем встречала их осенняя толпа, месившая
ногами опилки и сухие листья”.
Где они нашли средства, чтобы целый день провести на
ярмарке? Большинство детей в аналогичной ситуации подсчитали бы свои финансы, а
потом прошли через мучительный процесс выбора; Джим и Вилл побывали всюду. Но и
это правильно. Они наши представители в забытой земле детства, и их очевидно
неограниченный запас денег (плюс точные попадания в фарфоровые тарелки и
пирамиды молочных бутылок) принимается с радостью и не требует рационального
обоснования. Мы верим в это точно так же, как верили в то, что Пекос Билл за
день вырыл Большой Каньон: в тот день он устал и не нес кирку и лопату на
плече, как обычно, а тащил их за собой по земле. Дети в ужасе, но мифические
дети способны получать удовольствие и от ужаса. “Они остановились, чтобы
насладиться бешеным биением своих сердец”, – пишет Брэдбери.
Кугер и Мрак становятся мифом зла, они угрожают детям не как
гангстеры, похитители или просто плохие мальчишки;
Кугер – это скорее старый Пью, вернувшийся с Острова
Сокровищ, и слепота его сменилась ужасным количеством лет, обрушившихся на
него, когда карусель вышла из-под контроля. И когда он шипит Виллу и Джиму:
“Ссслишшшком короткая.., ссслишшшком печальная жжжизнь.., для вас обоих!” – я
испытываю тот же холодок, который пробежал по моей спине, когда в “Адмирале Бенбоу”
впервые появилась черная метка.
Сцена, когда мальчики прячутся от эмиссаров ярмарки, под
видом парада ищущих их в городе, становится лучшим итогом того, что Брэдбери
помнит о детстве – о том детстве, которое действительно могло существовать
между долгими промежутками скуки и такими дрянными занятиями, как “принеси
дров”, “помой посуду”, “вынеси мусор” и “присмотри за младшими братьями и
сестрами” (возможно, для мифа о детстве имеет значение то, что Вилл и Джим –
единственные дети в своих семьях).
"Они прятались в старых гаражах, прятались в старых
амбарах, прятались на самых высоких деревьях, на какие только могли залезть, но
прятаться было скучно, а скука была хуже страха, так что они слезли вниз и
пошли к начальнику полиции и отлично побеседовали с ним, двадцать минут
чувствовали себя в полной безопасности в участке, и Виллу пришло в голову
совершить обход городских церквей, и они взбирались на все колокольни, пугая
голубей, и, возможно, в церквах, особенно на колокольнях, они тоже были в
безопасности, а может быть, и нет – во всяком случае, им казалось, что там они
защищены. Но затем их вновь одолела скука и надоело однообразие, и они были уже
готовы сами отравиться в Луна-парк, лишь бы чем-нибудь заняться, когда, на их
счастье, солнце зашло”.
Единственным эффективным фоном для брэдбериевских детей из
мечты является Чарлз Хэлоуэй, отец из мечты. В образе Чарлза Хэлоуэя мы находим
привлекательные черты, которые может дать только фантазия, с ее способностью
создавать мифы. Мне кажется, говоря о Чарлзе Хэлоуэе, следует отметить три
обстоятельства.
Во-первых, Чарлз Хэлоуэй понимает миф детства, в котором
живут мальчики; для всех нас, кто вырастает и с некоторой горечью расстается с
родителями, потому что чувствует, что они не понимают нашей молодости, Брэдбери
создает образ отца, какого мы, как нам кажется, заслуживаем. Мало кто из
реальных родителей способен на такие отклики, как Чарлз Хэлоуэй. Его
родительские инстинкты, по-видимому, сверхъестественно обострены. В шкале книги
он видит, как мальчики бегут домой, увидев ярмарку, и негромко, про себя,
произносит их имена.., и все. И ничего потом не говорит Виллу, хотя мальчики
были на ярмарке в три часа ночи. Он не боится, что мальчики рыскали там в
поисках наркотиков, или грабили старух, или возились с девочками. Он знает, что
они отсутствовали по своим мальчишеским делам, бегали ночью.., как иногда
делают мальчишки.
