Прежде чем закончить сравнение, позвольте отметить, что если
роман Элкина получил множество рецензий, в основном положительных, то рассказ
Эллисона, первоначально опубликованный в “Пентхаусе” (литературно подкованные
читатели редко регулярно покупают этот журнал), почти неизвестен. В сущности,
почти неизвестен весь сборник “Странное вино”. Критики в большинстве своем
фантастику игнорируют, потому что не знают, что с ней сделать, если не
рассматривать исключительно как аллегорию. “Я не работаю с фэнтези, – сказал
мне однажды критик “Нью-Йорк тайме ревью”. – Меня не интересуют галлюцинации
сумасшедших”. Всегда полезен контакт с таким открытым умом. Расширяется
собственный кругозор.
По счастливой случайности Маргарет Трашвуд убегает из ада, и
в своем героически пышном описании предзнаменований, которые предшествуют этой
отрыжке ада, Эллисон забавно пародирует первый акт шекспировского “Юлия
Цезаря”. Юмор и ужас – инь и ян литературы; Эллисон это знает. Мы смеемся.., но
за смехом кроется тревога.
"Когда обжигающее солнце прошло небесный экватор,
направляясь с севера на юг, возникло множество знамений: в Дорсете, недалеко от
маленького городка Бландфорд, родился теленок с двумя головами; недалеко от
Марианских островов поднялись на поверхность затонувшие корабли; повсюду глаза
детей превратились в мудрые глаза стариков; над индийским штатом Махараштра
облака приняли форму воюющих армий; ядовитый мох мгновенно вырос на южной
стороне кельтских мегалитов и тут же погиб – всего на несколько минут; в Греции
лепестки левкоев стали истекать кровью, а земля вокруг хрупких стеблей начала
издавать запах гниения. Иными словами, явились все шестнадцать предвестников
несчастья, как раз в том виде, как их классифицировал в первом веке до
Рождества Христова Юлий Цезарь, включая рассыпанную соль и пролитое вино, –
люди чихали, спотыкались, стулья скрипели… В общем, все эти признаки
одновременно и несомненно предсказали грядущие катаклизмы. Над Маори возникло
южное полярное сияние; баски видели, как по улице одного из городов пробежала
рогатая лошадь. И так далее.
Врата в Преисподнюю отворились”
[277]
.
Лучшее в приведенном – то, что мы чувствуем отстраненность
Эллисона, довольного произведенным эффектом и адекватностью описываемого и
средств описания; Эллисон забавляется. Среди сбежавших из ада в тот краткий
период, когда дверь оставалась открытой, – Джек Потрошитель, Калигула, Шарлотта
Корде, Эдвард Тич (“с торчащей в разные стороны бородой, на которой обгорели и
потеряли цвет ленточки, отвратительно хихикая…”), Берк, и Хейр, и Джордж
Армстронг Кастер.
Всех их втянуло назад, за исключением эллисоновской Маргарет
Трашвуд, похожей на Лиззи Борден. Она добирается до неба, встречает Дока.., и
Бог отправляет ее назад: рай начинает трещать и осыпаться по краям, когда ей
становится ясно его лицемерие. Бассейн с водой, куда Док опустил ноги, когда
Маргарет тащит к нему свое почерневшее, обгоревшее тело, наполняется лавой.
Маргарет возвращается в ад, поняв, что сможет выдержать его
муки, а бедный Док, которого она каким-то образом продолжает любить, не сможет.
“Некоторым людям просто нельзя играть с любовью”, – говорит она Богу, и это
лучшие строки рассказа. Тем временем Гитлер продолжает рисовать розы у входа в
ад (когда дверь открылась, он был слишком поглощен своим занятием, чтобы думать
о бегстве). Господь бросил один взгляд, говорит Эллисон, “и поспешил назад,
чтобы отыскать Микеланджело и поведать ему о великолепном зрелище, представшем
Его глазам в самом неподходящем месте”.
Великолепие, о котором говорит Эллисон, конечно, не розы
Гитлера, а способность Маргарет любить и верить (пусть только в саму себя) в
мире, где невиновные наказываются, а виновные вознаграждаются. Как в
большинстве рассказов Эллисона, все основано на какой-то грандиозной
несправедливости; противоядием является способность героя преодолеть
несправедливую ситуацию, а если он не сумеет этого сделать, то по крайней мере
достигнуть с нею временного соглашения.
Рассказы Эллисона – своего рода басни, а сочинять басни в
период, когда подход к литературе и без того кажется излишне упрощенным,
непросто – но Эллисон откровенно пользуется этим словом в предисловиях к
отдельным своим рассказам. В письме ко мне от 28 декабря 1979 года он говорит о
пользе басни в фантастическом произведении, в котором действие сознательно
изображается на фоне современного мира:
"Странное вино” развивает – как я вижу в ретроспективе
– мое представление о том, что в современном обществе реальность и фантазия
поменялись местами. И если в рассказах есть единая тема, то она именно такова.
Продолжая то, что я делал в двух предыдущих книгах “Приближаясь к забвению”
(1974) и “Рассказы птицы смерти” (1975), сборник предлагает некий наложенный
преконтинуум, используя который читатель, даже ведущий легко наблюдаемое
существование, сможет понять свою жизнь и судьбу.
Все это, пожалуй, излишне высокопарно; говоря проще,
повседневные события, привлекающие наше внимание, настолько велики, фантастичны
и невероятны, что тот, кто не идет по краю безумия, не сможет справиться с тем,
что предстоит
[278]
.
Заложники в Тегеране, похищение Пэтти Херст, фальшивая
биография и смерть Говарда Хьюза, рейд на Энтебе, убийство Китти Дженовезе,
бойня в Джонстауне, атомная тревога в Лос-Анджелесе несколько лет назад,
Уотергейт, душитель из Хиллсайда, “семейство” Мэнсона, нефтяной заговор – все
эти мелодраматические события превосходят возможности создателя подражательной
фантастики и в его изображении могут быть только нелепыми. И тем не менее все
это было. Если бы вы или я попытались написать роман о таких вещах до того, как
они произошли, даже самые низкопробные критики нас высмеяли бы.
Это не перифраз старинного высказывания, что правда
удивительнее любой выдумки, потому что я не считаю, будто эти события отражают
“правду” или “реальность”. Двадцать лет назад сама идея международного
терроризма была немыслима. Сегодня это данность. Она стала настолько
распространенной, что мы оказались безоружными и беспомощными перед наглостью
Хомейни. Одним коварным ударом этот человек превратил себя в самую важную
общественную фигуру нашего времени. Короче, он манипулирует реальностью
исключительно благодаря своей смелости. Он стал символом бессилия нашего
времени. В этом безумце мы имеем пример человека, который понимает – пусть даже
подсознательно, – что реальный мир бесконечно податлив. Хомейни увидел сон и
заставил весь мир жить в этом своем сне. То, что для остальных это кошмар,
того, кто видит сон, не касается. Утопия одного человека…
