Пусть с этим разбираются англичане.
Итак, члены общества договорились, что каждый попытается
написать новую историю о сверхъестественном. Именно у Мэри Шелли, чье
произведение будет единственным, которое выдержит испытание временем, были
наибольшие трудности с его созданием. У нее вообще не было никаких замыслов, и
прошло несколько ночей, прежде чем воображение не снабдило ее кошмаром, в
котором “бледный подмастерье святотатственных искусств создал ужасный призрак
человека”. Эта сцена сотворения представлена в четвертой и пятой главах ее романа
(из которой выше приводились цитаты).
Перси Биши Шелли написал фрагмент, озаглавленный “Убийцы”.
Джордж Гордон Байрон – любопытную страшную историю “Погребение”. Но именно
Джона Полидори, доброго доктора, иногда упоминают как возможный мостик к Брему Стокеру
и “Дракуле”. Его рассказ впоследствии был расширен до романа и пользовался
большим успехом. А назывался он “Вампир”.
На самом деле роман Полидори достаточно плох.., и отличается
подозрительным сходством с “Погребением”, рассказом о призраках, написанным его
несравненно более талантливым пациентом лордом Байроном. Возможно, здесь пахнет
и плагиатом. Известно, что вскоре после короткой интерлюдии на берегах
Женевского озера Байрон и Полидори жестоко повздорили и дружба их закончилась.
Можно предположить, что причиной разрыва послужило сходство между двумя
произведениями. Полидори, которому в то время был двадцать один год, кончил
плохо. Успех романа, в который он превратил свой рассказ, заставил его бросить
врачебную практику и стать профессиональным писателем. Но его произведения
успехом больше не пользовались; зато он преуспел в создании карточных долгов.
Поняв, что его репутация безвозвратно загублена, он, как истый английский
джентльмен того времени, пустил себе пулю в лоб.
Появившийся на стыке столетий роман Стокера [Дракула” лишь
отдаленно напоминает “Вампира” Полидори: тема узкая, и даже если исключить
преднамеренные аллюзии, семейное сходство всегда будет присутствовать – но
можно не сомневаться, что Стокер знал о романе Полидори. Прочитав “Дракулу”,
невольно думаешь, что Стокер не оставил в этой области ни один камень
неперевернутым. Таким ли уж сомнительным покажется предположение, что он прочел
книгу Полидори, тема его заинтересовала и он решил написать лучше? Мне кажется,
что так оно и произошло, точно так же, как мне нравится думать, что Полидори
заимствовал основную идею у Байрона. В таком случае Байрон стал бы литературным
дедом легендарного графа, который как-то похвастал Джонатану Харкеру, что
прогнал турок из Трансильвании.., а ведь сам Байрон умер, сражаясь вместе с
греками в восстании против турок, восемь лет спустя после встречи с Шелли и
Полидори на берегу Женевского озера. Сам граф аплодировал бы такой смерти.
5
Все рассказы ужасов можно разделить на две группы: те, в
которых ужас возникает в результате действия свободной и осознанной воли –
сознательного решения творить зло, – и те, в которых ужас предопределен и
приходит извне, подобно удару молнии. Наиболее классический пример рассказа
второго типа – история Иова, который становится кем-то вроде болельщика на
космическом духовном суперкубке
[56]
команд Бога и Сатаны.
Психологические истории ужасов – те, что исследуют
территорию человеческого сердца, – почти всегда вращаются вокруг концепции
свободной воли, “врожденного зла”; одним словом, чего-то такого,
ответственность за что мы вправе возложить на Бога-Отца. Таков Виктор
Франкенштейн, который создает живое существо из отдельных частей, чтобы
удовлетворить собственное высокомерие и гордость, а затем усугубляет свой грех,
отказываясь взять на себя ответственность за содеянное. Таков доктор Джекил,
создавший мистера Хайда исключительно из викторианского лицемерия – он хочет
пьянствовать и развлекаться, но при этом ни одна самая грязная уайтчепельская
проститутка не должна подозревать, что это доктор Джекил, в глазах всех
подобный святому. Возможно, лучший из всех рассказов о внутреннем зле – это
“Сердце-обличитель” (77;е Tell-Tale Heart) Эдгара По, в котором убийство
совершается из чистого зла и нет никаких смягчающих обстоятельств. По
предполагает, что его героя окрестят безумцем, потому что мы всегда считаем
немотивированное зло безумием – ради собственного здравомыслия.
Литературу ужасов, имеющую дело с внешним злом, часто бывает
трудно воспринимать серьезно; слишком уж она смахивает на замаскированные
приключенческие романы для подростков, в конце которых отвратительные чужаки из
космоса непременно бывают побеждены; а то в самый последний момент Красивый
Молодой Ученый находит решение.., как в “Начале конца” (Beginning of the End)
Питер Грейвз изобретает акустическое ружье и с его помощью загоняет всех
гигантских кузнечиков в озеро Мичиган.
И все же именно концепция внешнего зла обширнее и страшнее.
Лавкрафт это понял, и оттого его рассказы о грандиозном, циклопическом зле
бывают столь впечатляющи – когда они хорошо написаны. Многие написаны неважно,
но когда Лавкрафт бывал в ударе, как в “Ужасе Данвича” (The Dunwich Horror),
“Крысах в стене” (The Rats in the Walls) и прежде всего – в “Сиянии извне” (The
Colour Out of Space), его рассказы производят неизгладимое впечатление, а самые
лучшие заставляют нас почувствовать бесконечность вселенной и существование
тайных сил, которые способны уничтожить все человечество, стоит им просто
хмыкнуть во сне. В конце концов, что такое мелкое внутреннее зло вроде атомной
бомбы по сравнению с Ньярлахотепом, Ползущим Хаосом или Шаб-Ниггуратом, Козлом
с Тысячью Молодых?
"Дракула” Брема Стокера представляется мне значительным
произведением потому, что гуманизирует концепцию внешнего зла; Лавкрафт никогда
не позволял нам уловить ее таким знакомым способом и ощутить ее текстуру. Это
приключенческое произведение, но оно ни на мгновение не опускается до уровня
Эдгара Раиса Берроуза или “Варни Вампира” (Varney the Vampire).
Этого эффекта Стокер достигает в основном благодаря тому,
что почти на всем протяжении длинного романа держит зло вне повествования. В
первых четырех главах граф почти постоянно на сцене, он вступает в дуэль с
Джонатаном Харкером, медленно теснит его к стене (“Потом будут поцелуи вам
всем”, – слышит, впадая в полуобморок, Харкер его слова, обращенные к трем
странным сестрам).., а затем исчезает почти на триста оставшихся страниц
[57]
. Этот один из наиболее замечательных и увлекательных приемов, обман зрения,
в английской литературе редко кому удавался. Стокер создает своего страшного
бессмертного монстра примерно так же, как ребенок – тень гигантского кролика на
стене, шевеля пальцами перед огнем.
