Ей удается уехать, стыдясь, что она практически украла
машину, которую сама помогала купить. Этот побег и есть попытка спастись от
того, что Парк называет “надоевшим авторитаризмом”. Путешествие приводит ее в
Хиллхауз, и сама Элеанор думает – со все возрастающей к концу книги лихорадочной
напряженностью – о том, что “путешествие кончается встречей возлюбленных”.
Ее нарциссизм, может быть, лучше всего раскрыт в мечтах по
пути к Хиллхаузу. Она останавливает машину, полная “недоверия и удивления” при
виде ворот с полуразрушенными столбами посредине длинного ряда олеандров.
Элеанор вспоминает, что олеандры ядовиты.., и затем:
"Выйду ли я, подумала она, выйду ли я из машины и
пройду в разрушенные ворота и, как только окажусь в волшебном квадрате из
олеандров, обнаружу, что оказалась в сказочном месте, защищенном ядом от глаз
прохожих? Пройдя волшебные ворота, смогу ли я миновать защиту, разорву ли
заклинание? Я попаду в чудесный сад, с фонтанами, и низкими скамьями, и розами,
увившими беседки, найду тропку, украшенную рубинами и изумрудами и мягкую,
предназначенную для маленьких ножек королевской дочери, и тропа приведет меня к
зачарованному месту. Я поднимусь по низким каменным ступеням мимо каменных
львов и попаду во двор, где играют фонтаны и где королева со слезами ждет
возвращения принцессы… И мы заживем навеки счастливо”.
Глубина этой неожиданной фантастической картины призвана
поразить нас, и действительно, она поражает. Она свидетельствует, что для этой
личности фантазия стала образом жизни.., и то, что происходит с Элеанор в
Хиллхаузе, тревожно близко к исполнению этой странной мечты-фантазии. Даже по
части “навеки счастливой” жизни, хотя подозреваю, что Ширли Джексон в этом
усомнится.
Яснее, чем что-либо другое, этот абзац свидетельствует о
беспокойных, возможно, безумных корнях нарциссизма Элеанор – в ее голове
постоянно крутятся странные кинофильмы, в которых она – единственная героиня и
движущая сила; в сущности, эти фильмы – полная противоположность ее реальной
жизни. Ее воображение беспокойно, плодородно.., и, вероятно, опасно. Потом
каменные львы, которых она представляла себе в процитированном абзаце, снова
появятся в виде красочной подставки для книг в квартире, которую она рисует
себе для Тео.
То обращение внутрь себя, которое Парк и Мейлин ассоциируют
с новой американской готикой, в жизни Элеанор происходит ежеминутно. Вскоре
после фантазии о зачарованном замке Элеанор останавливается на ленч и слышит,
как мать объясняет официантке, почему ее маленькая дочь не пьет молока. “Она
хочет свою чашку со звездами, – говорит мать. – У нее на донышке звезды, и она
всегда смотрит на них, когда пьет молоко дома. Она называет это своей чашкой со
звездами, потому что может видеть звезды, когда пьет молоко”.
Элеанор немедленно обращает это на себя; “Конечно, –
подумала Элеанор, – конечно, я тоже; чашка со звездами, конечно”. Подобно
самому Нарциссу, она в состоянии иметь дело с внешним миром только как с
отражением своего внутреннего мира. И в обоих мирах погода всегда одинаковая.
Но оставим на время Элеанор, пусть она едет в Хиллхауз,
“который всегда ждет в конце дневного пути”. Потом найдем ее там, если не
возражаете.
Я сказал, что “Дом по соседству” – на самом деле рассказ о
сотворении дома с привидениями; происхождение Хиллхауза раскрывается в
классической истории о призраках, рассказанной Монтегю и занимающей одиннадцать
страниц. История рассказывается (разумеется!) у огня, с бокалом в руке. Вот ее
основные пункты: Хиллхауз был построен неперестроившимся пуританином по имени
Хью Грейн. Его молодая жена умерла через несколько мгновений после того, как
впервые увидела Хиллхауз. Вторая жена разбилась при падении – почему она упала,
никому не известно. Его две маленькие дочери жили в Хиллхаузе вплоть до смерти
третьей жены (эта здесь ни при чем – она умерла в Европе), а потом их отправили
к родственникам. Всю жизнь они спорили, кто должен владеть этим поместьем.
Позже старшая из сестер вернулась в Хиллхауз с компаньонкой, молодой
деревенской девушкой.
Упоминание о компаньонке представляется особенно важным,
потому что в ней Хиллхауз как будто наиболее точно отражает жизнь самой
Элеанор. Пока ее мать болела, Элеанор тоже превратилась в ее компаньонку.
Смерть старой мисс Грейн сопровождалась толками о небрежении: “слишком поздно
послали за врачом”, “старуха лежала без всякого внимания наверху, а девчонка
кокетничала в саду с каким-то деревенщиной…"
Еще более неприятные события происходят после смерти старой
мисс Грейн. В суде разбирается спор между компаньонкой и младшей мисс Грейн за
право владения поместьем. В конце концов суд выигрывает компаньонка.., и вскоре
умирает, повесившись в башенке. Последующие жильцы чувствовали себя в
Хиллхаузе.., плохо. Нам намекают, что было не просто плохо; некоторые из них
бежали из Хиллхауза с криками ужаса.
"Я думаю, что главное зло – в самом доме, – говорит
Монтегю. – Он зачаровывает людей и уничтожает их личность и жизнь; это место,
где проявляется злая воля”. И главный вопрос, который ставит “Призрак
Хиллхауза” перед читателем, – прав ли Монтегю или нет? Он предваряет свой
рассказ несколькими ссылками на классические образчики того, что мы назвали
Плохим Местом. Древнееврейское слово “населенный привидениями” – tsaraas –
буквально означает “больной проказой”.
Гомер то же самое называет aidao domes, то есть “Дом Аида”.
“Вряд ли есть необходимость напоминать вам, – говорит Монтегю, – что
представление о некоторых домах как нечистых и запретных, а может, и священных,
старо, как само человеческое сознание”.
Как и в “Доме по соседству”, единственное, в чем мы можем
быть уверены, так это в том, что в Хиллхаузе нет никаких призраков. Ни один их
четырех героев не натыкается на тень компаньонки, качающуюся в коридоре с
веревкой на шее. И это верно: Монтегю говорит, что в записях о психических
феноменах нет ни одного случая, чтобы призрак причинил физический вред
человеку. И если духи злые, то действуют они исключительно на сознание.
Мы знаем о Хиллхаузе только то, что в нем все не правильно.
Ни на что конкретное указать мы не можем; но эта не правильность чувствуется во
всем. Зайти в Хиллхауз – все равно что оказаться в сознании безумца; ваша
судьба будет предопределена.
"Человеческий глаз не в состоянии заметить что-нибудь
такое, что свидетельствовало бы о зле в наружности этого дома, и однако
какое-нибудь безумное соседство, не правильный угол, случайное соприкосновение
неба и крыши – все это превращало Хиллхауз в место отчаяния… Лицо у Хиллхауза
бодрствующее, с бдительными глазами темных окон и с выражением злой радости в
бровях-карнизах”.
И еще более леденяще, еще больше к месту:
"Элеанор встряхнулась и повернулась, чтобы полностью
рассмотреть комнату. Комната невероятно не правильная, все пропорции как-то
нарушены, так что стены всегда кажутся чуть длиннее, чем способен выдержать
глаз, а в другом направлении, наоборот, чуть короче; значит, они хотят, чтобы я
здесь спала, недоверчиво подумала Элеанор; какие кошмары ждут, затаившись в
этих высоких углах, какое дыхание безмозглого страха коснется моего рта… Она
снова встряхнулась. Спокойнее, сказала она себе, спокойнее, Элеанор”.
