Глава 1
Даже из окон двадцать третьего этажа виден был только серый
смог. Если это – Город Ангелов, то летают они тут вслепую.
Лос-Анджелес – такое место, где отлично прятаться, будь ты
хоть с крыльями, хоть без. От других, от себя. Я сюда приехала спрятаться, и
это получилось, но сейчас, пытаясь пробить взглядом густой грязный воздух, я
хотела домой. Домой, где воздух почти всегда голубой, где не надо поливать
землю, чтобы трава росла. Домой – это в Кахокию, штат Иллинойс, но туда мне
нельзя – убьют меня родственники и их союзники. Каждой девушке хочется вырасти
принцессой фей – но поверьте мне, это совсем не так заманчиво, как кажется.
В дверь офиса постучали. Я открыла, не спрашивая. В проеме
стоял мой босс, Джереми Грей. Седой коротышка ростом в четыре фута одиннадцать
дюймов – на дюйм меня ниже. Весь серый, от темного костюма от Армани и до
застегнутой рубашки с шелковым галстуком. Только начищенные туфли блестели
черным. И даже кожа равномерно бледно-серая. Не от болезни или старости – он
был трау во цвете лет, чуть за четыреста. Имелись, конечно, легкие морщинки
вокруг глаз и около тонких губ, придававшие ему зрелый вид, но старым он
никогда не будет. Джереми может жить вечно, без воздействия смертной крови и
действительно неплохого заклинания. Теоретически вечно. Ученые говорят, что
где-то через пять миллиардов лет Солнце раздуется и поглотит Землю, и феи этого
тоже не переживут. Погибнут. Можно ли пять миллиардов лет считать вечностью? Я
так не думаю. Хотя это довольно близкие понятия, так что остальные могут
завидовать.
Я прислонилась спиной к окну, к густому нависшему смогу.
День был сер, как мой шеф, только шеф был серым отчетливо, прохладно, как
весенние тучи перед дождем. А то, что за окном, ощущалось тяжелым и густым, как
что-то такое, что стараешься проглотить и давишься. То ли этим днем я давилась,
то ли собственным настроением.
– Что-то ты сегодня хмурая, Мерри, – заметил
Джереми. – Что случилось?
Он закрыл за собой дверь. Проверил, плотно ли закрыл. Хотел,
значит, разговора наедине. Может, ради моей же пользы, только я почему-то так
не думала. Какое-то напряжение в его глазах, в положении узких плеч хорошо
сшитого костюма, говорили мне, что не только я сегодня в мрачном настроении.
Может, дело в погоде, точнее, в ее отсутствии. Хороший ливень или даже
приличный ветер унес бы смог, и город задышал бы снова.
– Тоска по дому, – ответила я. – А у тебя
что?
Он слегка улыбнулся:
– Тебя не проведешь, Мерри.
– И не надо.
– Отличный наряд.
Когда Джереми хвалил мою одежду, я знала, что действительно
отлично выгляжу. Сам он выглядел элегантно даже в джинсах и футболке, которые
надевал лишь при крайней необходимости маскировки. Однажды я видела как он
пробежал милю за три минуты в туфлях от Гуччи, преследуя подозреваемого. Ну,
надо сказать, его сверхчеловеческая ловкость и быстрота ему в этом помогли.
Сама же я, когда предполагала, что придется гоняться за кем-нибудь, что бывало
редко, меняла туфли на кроссовки.
Джереми посмотрел на меня, как смотрит мужчина, когда
одобряет то, что видит. Ничего личного в этом не было – у фейри считается
оскорблением не заметить, когда кто-то хочет выглядеть привлекательно, –
это пощечина, объявляющая, что попытка провалилась. У меня она, очевидно,
удалась. В хмурое от смога утро я оделась ярче обычного, чтобы как-то себя
развеселить. Ярко-синий двубортный жакет с серебряными пуговицами, к нему синяя
плиссированная юбка. Настолько короткая, что, если не так скрестить ноги, будет
виден край чулка на резинке. И еще – двухдюймовые каблуки. При моем росте
что-то надо делать, чтобы ноги казались длиннее. Обычно у меня каблуки
трехдюймовые.
Волосы в зеркалах отсвечивали темно-красным. Цвет ближе к
рыжему, чем к каштановому, но с черным отливом, а не коричневым, как у
большинства рыжих. Темные рубины – очень модный в этом году цвет.
Кроваво-золотистым называют его при королевском дворе фей. Фейский алый – «сидхе
скарлет», если пойти в хороший салон. И еще это мой натуральный цвет. Пока он
не вошел в этом году в моду с нужным оттенком, мне приходилось его скрывать. Я
красилась в черный, потому что он естественнее смотрится с моей кожей, чем
человеческий рыжий. Многие, кто красит волосы, ошибочно думают, что сидхе
скарлет дополняет натуральный цвет рыжих. Это не так. Это единственный цвет,
который, насколько мне известно, подходит к бледному, чисто-белому тону кожи.
Это рыжина для того, кто отлично выглядит в черном, в чисто-красном, в
темно-синем.
Единственное, что приходилось скрывать и теперь, –
живую зелень и золото глаз и свечение кожи. На глаза я надевала темно-карие
линзы. Кожа – тут уж приходилось ее приглушать гламором, магией. Постоянной
концентрацией, будто слышишь в голове музыку, чтобы никогда не потерять
бдительность и не начать светиться. Люди ведь никогда не светятся. Не светиться
– вот для чего я накрывала глаза линзами. И еще я сплела вокруг себя
заклинание, как длинное привычное пальто-иллюзию, будто я – человек с примесью
крови низших фей, обладающий некоторыми парапсихическими и мистическими
способностями, превращающими меня в превосходного детектива, но ничего уж
такого выдающегося.
Джереми не знал, кто я. Никто в нашем агентстве не знал. Я
была одной из слабейших придворных королевского двора, но сидхе, даже
слабейший, – это много. Это значило, что я с успехом скрыла свою истинную
суть, свои истинные способности от горстки лучших магов и экстрасенсов города.
Может быть, и страны. Тоже немало, но тот гламор, в котором я искусна, не
отвратит нож от моей кожи и не отобьет заклинание, дробящее сердце. Для этого нужны
умения, которыми я не владею, и это – одна из причин, почему я скрываюсь.
Сразиться с сидхе и выжить у меня не получится, так что скрываться – лучшее
решение. Джереми и ребятам я верила, они были моими друзьями. Но я знала, что
могут с ними сделать сидхе, если найдут меня и обнаружат, что ребята знали мою
тайну. Если они ничего не будут знать, их отпустят и займутся только мною. Тот
случай, когда неведение – благо. Хотя я понимала, что некоторые из моих друзей
сочтут это своего рода предательством. Но если выбирать – быть им живыми и
невредимыми, но злиться на меня, или умереть под пыткой, но не злиться, –
я выбираю первое. Их злость я переживу. А их смерть – не уверена.
Знаю, знаю! Почему не пойти в Бюро по делам людей и фей и не
попросить убежища? А вот почему: может быть, мои родственники меня убьют, если
найдут. Может быть. Если же я выступлю публично и выставлю наше грязное белье
на мировые телеканалы и прессу, они меня убьют непременно. И намного медленнее.
Так что ни полиции, ни посольств – только игра в кошки-мышки. Смертельная игра.
Я улыбнулась Джереми и сделала то, что он хотел: посмотрела
так, будто оценила изящный потенциал его тела под безупречным костюмом. Для
людей это выглядело бы как заигрывание, но для феи или фейри – любого рода –
это даже близко не было к флирту.
