– Что это? – спросила я.
– Не знаю, – ответил Дойл.
– Так не перейти ли нам в следующую комнату? –
предложил Рис.
Его рука потянулась за мечом, которого не было. Но другая
рука взяла меня за руку, и он потянул меня к ближайшей двери, обратно в
коридор. Никто из нас не был вооружен, разве что у Дойла еще оставался мой
пистолет. А я почему-то была уверена, что пистолет – не то, что нам сейчас
нужно.
Остальные встали возле меня живой стеной. Рука Риса легла на
ручку двери, и стебли плеснули по двери, как поднимающаяся вода. Рис отпрыгнул,
оттолкнув меня от двери и ищущих стеблей. Дойл схватил меня за другую руку, и
мы бросились к дальней двери. Мужчины слишком быстро бежали, чтобы я успела за
ними на каблуках. Я споткнулась, но их руки не дали мне упасть или
остановиться, я едва касалась ногами пола. Холод бежал впереди.
– Быстрее! – бросил он через плечо.
– Спешим, спешим, – буркнул Рис себе под нос.
Я оглянулась назад, на Галена. Он стоял ко мне спиной,
защищая тыл – голыми руками и собственным телом. Но колючки его не трогали.
Повсюду ощущалось движение, как в гнезде змей, но тонкие сухие щупальца висели
над головой, как осьминожьи, тянулись ко мне. Пока Дойл и Рис тащили меня
дальше в комнату, колючки спустились к моей голове, зацепили волосы, тянулись к
нам. Когда Дойл повернулся посмотреть вверх, я увидела у него на лице алый
мазок – свежую кровь.
Шипы ввинтились мне в волосы, пытаясь утащить меня. Я
завопила, дернула голову вниз. Рис схватил мои волосы горстью, и вместе мы
смогли освободить их от шипов, оставив несколько прядей.
Холод уже открыл дверь. Оттуда мелькнул яркий свет, лица
стали поворачиваться к нам – человеческие и не очень.
– Меч, дайте мне меч! – заорал Холод.
Один из стражников двинулся вперед, кладя руку на меч.
Послышался крик:
– Нет! Держи меч при себе!
Голос Кела.
– Ситхни, дай меч! – рявкнул команду Дойл.
Страж у дверей стал вынимать меч из ножен. Холод протянул за
ним руку. Стебли хлынули в открытую дверь сухой шелестящей волной. Был момент,
когда Холод мог нырнуть в дверь, мог спастись, но он повернулся к нам. Дверь
исчезла под жадной налетающей волной шипов.
Рис и Дойл положили меня на пол, Дойл бросил на меня Риса
сверху. Вдруг я оказалась под кучей тел. Волнистым шелком мелькнули перед
глазами волосы Риса. Я могла смотреть только в щелку между его волосами и
рукавом чьего-то плаща. Меня прижали к полу так сильно, что я не только
шевельнуться, но и вздохнуть не могла.
Будь там наверху кто-нибудь другой, а не Дойл и Холод, я бы
ожидала криков. Сейчас же я только ждала, когда вес станет легче – когда их
стащат с меня колючки. Но вес легче не становился.
Я лежала на животе, прижатая к каменному холодному полу, и
смотрела сквозь волосы Риса. Рука, пробившаяся за этот занавес, была без одежды
и не такая белая, значит, принадлежала Галену.
Кровь застучала у меня в ушах, я слышала пульс собственного
тела. Но шли минуты, и ничего не происходило. Мое сердцебиение стало
успокаиваться. Я прижала руки к камням пола. Серый камень был гладок почти как
мрамор, истерт за много сотен лет проходящими ногами. Мне почти в ухо дышал
Рис. Послышался шорох одежды – кто-то шевелился над нами. Но над всем этим был
шорох колючек, низкое постоянное бормотание, как шум моря.
Рис шепнул мне в ухо:
– Можно мне перед смертью получить поцелуй?
– Кажется, мы еще не погибаем, – ответила я.
– Тебе легко говорить. Ты внизу.
Это сказал Гален.
– А что у вас там наверху? Я ничего не вижу.
– Радуйся, что не видишь, – сказал Холод.
– Да что там происходит? – снова спросила я,
попытавшись вложить в голос капельку металла.
– Ничего. – Низкий голос Дойла прокатился до дна
кучи тел, будто они передали этот бас прямо мне в хребет, как камертон. –
И мне это странно.
– Ты разочарован? – спросил Гален.
– Нет, – ответил Дойл. – Но мне любопытно.
Плащ Дойла исчез из виду, и вес вдруг стал меньше.
– Дойл! – крикнула я.
– Не страшись, принцесса. У меня все хорошо.
Еще ослабло давление на спину, но не сильно. Я не сразу
сообразила, что это Холод приподнимается, но с кучи пока не слезает.
– Очень интересно, – сказал он.
Рука Галена исчезла из моего поля зрения.
– Что оно делает? – спросил он.
Я не слышала ничьих шагов, но видела Галена, стоящего на
коленях. Руками я раздвинула волосы Риса, как две полы занавеса. Холод стоял
рядом с Галеном. Только Дойл стоял один с другой стороны. Я видела его черный
плащ.
Рис приподнялся, как в позе для отжимания.
– Странно, – сказал он.
Ну все. Я должна видеть.
– Слезь с меня, Рис. Я хочу посмотреть.
Он опустил голову к моему лицу, так что глядел на меня вверх
ногами, приподнявшись на руках, но прижимая меня к полу. В другой ситуации я бы
сказала, что он это нарочно. Но платье у меня было достаточно легкое, а у него
одежда достаточно тонкой, чтобы ясно было: дело не в этом. От вида его
трехцветных глаз так близко и вверх ногами почти кружилась голова; и еще было в
этом что-то интимное.
– Я – последнее, что находится между тобой и этой
большой плохой штукой, – сказал он. – Я слезу, когда Дойл мне
прикажет.
Глядя, как шевелятся его губы выше глаз, я почувствовала,
что у меня голова начинает болеть, и закрыла глаза.
– Не говори ты вверх ногами, – попросила я.
– Конечно, – сказал Рис, – ты можешь просто
посмотреть вверх.
Он убрал голову, встав надо мной на четвереньки, как кобыла,
защищающая жеребенка.
Я не стала подниматься, но закинула шею назад. Мне были
видны только змееобразные щупальца роз. Они висели над нами тонкими, пушистыми,
коричневыми веревками, тихо покачиваясь туда-сюда, как будто на ветру, но ветра
не было, а этот пух – это были шипы.
– Что я должна увидеть помимо того, что розы ожили
снова?
Ответил Дойл:
– К тебе тянутся только мелкие шипы, Мерри.
– И что это значит? – спросила я.
Черный плащ Дойла придвинулся ближе.
– То, что я не верю, будто они хотят причинить тебе
вред.
– А чего еще они могут хотеть? – спросила я.
Говорить, лежа на пузе, из-под стоящего на четвереньках
Риса, – это должно было ощущаться очень глупо, но не ощущалось. Мне
хотелось, чтобы кто-то или что-то было между мной и шелестом шипов.
