– А все-таки лучше было бы поискать улики по обвинению
в покушении на убийство, – вздохнула Люси.
– Нам не найти такого доказательства насчет
смертельного заклятия, которое с гарантией выстояло бы в суде, – напомнила
я.
– Но, – добавил Джереми, – мы можем сегодня
доказать, что он использует магию для соблазнения женщин. По законам штата
Калифорния соблазнение с применением магии есть изнасилование. По обвинению в
применении магии под залог не выпустят.
Люси кивнула:
– Согласна, для миссис Нортон этот план хорош, а как
насчет Мерри? Если вдруг этот тип вытащит магический афродизиак, который
использовал на своих любовницах? После которого им всегда нужен был именно он,
как Наоми Фелпс?
– Мы на это и рассчитываем, – ответила я.
Она посмотрела на меня:
– А если он подействует? Если ты вдруг начнешь томно
дышать в микрофон?
– Тогда ворвется Роан, как ревнивый любовник, и вытащит
меня оттуда.
– А если это окажется трудно, придет Утер в качестве
моего друга и поможет мне забрать мою женщину.
Люси закатила глаза:
– Ну, что Утер хочет забрать, то Утер заберет.
Утер – он ростом тринадцать футов, голова у него скорее
кабанья, чем человеческая, и с двумя кривыми бивнями по обе стороны пасти. На
самом деле он призрак-в-цепях, но у него есть имя – Утер Большая Нога. Для
работы под прикрытием он не очень подходит, но идеален при силовых контактах.
Утер вышел, извинившись, из комнаты, когда понял, что сейчас
я сниму платье.
– Ничего личного, Мерри, ты не думай, но видеть
привлекательную женщину почти голой – не слишком хорошо для мужчины, у которого
нет надежды реализовать мысли, приходящие незваными.
Только когда он уже выходил, пригнувшись, чтобы протиснуться
в дверь, до меня дошло то, чего я раньше не понимала. Рост у Утера – тринадцать
футов, как у приличного огра или низкорослого великана, а в Лос-Анджелесе
избытка женщин такого размера не наблюдается. Он здесь уже десять лет. Слишком
долгое время без прикосновения к чужому нагому телу. И чертовски одинокое
время.
Если никто не догадается, кто я такая, и Алистер Нортон не
заворожит меня до безумия, я для Утера что-нибудь организую. Он же не
единственный фейри гигантского размера, странствующий вдали от Дворов, –
он единственный только в ближайшей округе. Если никого не найдем, можно
придумать другие решения. Секс – не обязательно половой акт. На улице найдутся
женщины, готовые почти на все за пару сотен долларов, тем более что их обычная
такса – двадцатка. Если бы я была чистопородной фейри до мозга костей, я бы
сама его обслужила – так поступают настоящие друзья. Но меня воспитывали вне
Двора, среди людей, от шести до шестнадцати лет. Поэтому, сколько бы ни было во
мне фейрийской крови, кое-какие правила остались от людей.
Человеком я быть не могу, потому что я не человек. Но быть
полностью фейри я тоже не могу. Наполовину я фейри Неблагого Двора, но к этому
Двору не принадлежу. Отчасти я от Благого Двора, но в его сиянии мне тоже нет
места. Отчасти я темная сидхе, отчасти светлая сидхе, но ни одна из этих частей
не владеет мной сполна. Я всегда снаружи, с прижатым к стеклу носом заглядываю
внутрь, куда меня не зовут. Я знаю, что такое отчуждение и одиночество.
Поэтому, наверное, я сострадаю Утеру. Сожалею, что не могу облегчить ему жизнь
небрежным и дружеским сексом. Но чего не могу, того не могу. Как всегда: я достаточно
фейри, чтобы увидеть проблему, но слишком человек, чтобы ее решить. Конечно,
если бы я была только светлой сидхе, я бы до Утера ни за что не дотронулась. Он
был бы ниже моего внимания. Сидхе Благого Двора с монстрами не трахаются. Сидхе
Неблагого Двора... давайте сперва уточним, что такое монстр.
Утер по меркам Неблагого Двора – не монстр, а вот Алистер
Нортон – быть может. Либо монстр, либо родственный монстрам дух Тьмы.
Глава 5
Алистер Нортон совершенно не был похож на монстра. То, что
он будет красив, я ожидала, но все-таки была разочарована. В каждом из нас есть
искорка веры, что зло как-то проявляется внешне, что плохого человека можно
распознать с виду, но так не всегда бывает. Я достаточно времени провела при
обоих Дворах, чтобы знать: красивый и хороший – не синонимы. Уж кто-кто, а я
знала, что красота бывает отличным камуфляжем для самых темных сердец, – и
все же ожидала, что на лице Алистера Нортона как-то отразится его внутренняя
суть. Какую-то Каинову печать искала. Но он вошел в ресторан с улыбкой,
высокий, широкоплечий, с резкими чертами лица, до того мужественный, что даже
сердце защемило. Губы чуть тонковаты на мой вкус, лицо слишком мужественное,
глаза слишком обыкновенно карие. Волосы, затянутые в аккуратный хвост на
затылке, странного каштанового оттенка, ни темного, ни светлого. Но недостатки
приходилось выискивать, поскольку их просто не было.
Улыбка живая, смягчающая лицо до чего-то более житейского,
без такого модельного совершенства. Смех глубокий, подкупающий. На крупных
руках – серебряное кольцо с бриллиантом размером с мой большой палец, но
обручального кольца не было. Даже не было предательской белой полоски от
снятого кольца. Кожа достаточно темная, чтобы такая полоска осталась. Значит,
кольца он вообще не носит. Я всегда считала, что мужчина, который не носит
обручального кольца, замышляет обман. Исключения, конечно, есть, но немного.
Он явно был доволен, увидев меня.
– У тебя глаза светятся как изумруды.
Карие контактные линзы я оставила в офисе, а так у меня
глаза действительно сияют. Я сказала спасибо за комплимент, изображая смущение,
и уставилась в свой бокал. Но это не было смущение: я не хотела, чтобы он
увидел презрение в моих глазах. Культура людей, как и культура сидхе, с
отвращением относится к супружеской измене. Сидхе ничего не имеют против блуда,
но если ты вступаешь в брак, даешь слово, что будешь верен, – значит будь
верен. Фейри не выносят нарушителей обетов. Если твое слово ничего не стоит,
столько же стоишь и ты.
Он коснулся моего плеча.
– Какая прекрасная белизна кожи!
Когда я не возразила против прикосновения, он наклонился и
нежно поцеловал меня в плечо. Когда он отводил голову, я погладила его по щеке,
и это было воспринято как знак. Он поцеловал меня в шею сбоку, гладя рукой
волосы.
– У тебя волосы как алый шелк, – шепнул он прямо
мне в шею. – Это натуральный цвет?
Я повернулась к нему и ответила почти губами в губы:
– Да.
Он поцеловал меня – нежным, отличным первым поцелуем. Мне
противно было, что у него такой искренний вид. И что хуже всего – он действительно
мог быть искренен, в начале сеанса соблазнения мог каждое слово произносить от
души. Мне приходилось встречать таких мужчин. Они будто сами верят в свою ложь,
в то, что наконец-то это любовь. Но это ненадолго, потому что ни одна женщина
не достаточно для них совершенна. На самом деле несовершенна не женщина, а сам
мужчина. Он пытается женщинами и сексом заполнить в себе какую-то пустоту. Если
любовь будет хороша, если будет хорош секс, то на этот раз пустота заполнится.
В одном отношении серийные бабники похожи на серийных убийц: и те, и другие
верят, что именно на этот раз все будет как надо и утихнет эта неистребимая
жажда.
