Я блефовала – отчасти. И надеялась, что он не станет
проверять.
– А что удержит?
У меня возникла мысль. Мне надо показать полиции, насколько
серьезную проблему могут представлять Слезы Бранвэйн. Воспоминания о сексе с
сидхе будут преследовать человека вечно, но если дать только попробовать вкус
этого, последствия не причинят пожизненного вреда. Сны, мечты, избыточный
энтузиазм в спальне на какое-то время, но ничего серьезного. Чтобы перейти
порог безопасности, нужно единение плоти и магии самым интимным образом. А если
мы только совместно попробуем это на вкус, все переживут.
– Что, если я смогу вам показать, как действует масло
похоти?
Он скрестил руки на груди и принял еще более циничный вид,
что мне казалось невозможным.
– Слушаю.
– Вы верите, что ни одно заклинание не заставит вас тут
же вожделеть к какой-нибудь незнакомке?
– Именно так, – кивнул он.
– Вы дадите мне разрешение дотронуться до вас,
детектив?
Он улыбнулся; глаза его бродили по разорванному лифу моего
платья. Хотелось думать, что это было намеренное оскорбление – иначе он не
слишком умен, а мне нужно, чтобы он разбирался в своем деле. Поскольку дело
имело политическое значение, то Алвера либо лучший, кто у них есть, либо
худший. То ли полиция надеется, что супердетектив во всем разберется, либо
подставили его как будущего козла отпущения к моменту, когда поднимется хай. Я
надеялась, что он супердетектив, но склонялась к тому, что он – козел
отпущения. Конечно, раз я кое о чем соврала, то, быть может, не хотела, чтобы
он знал свое дело. Но я врала не о том, о чем он думал. Честно.
– Минуту назад я был Раймундо. Теперь вы просите
разрешения до меня дотронуться, и я снова детектив.
– Называется "техника дистанцирования",
детектив Алвера, – пояснила я.
– А я думал, что вы хотите некоторого сближения и
приязни, а не дистанции.
Эйлин Галан набрала воздуха, собираясь высказаться, и я
остановила ее, подняв руку.
– Все в порядке, Эйлин. Если бы он был так глуп, то не
стал бы детективом, значит, он меня провоцирует. Не знаю, что он хочет от этого
получить.
Веселье исчезло из его глаз, холодных и темных,
каменно-непроницаемых.
– Хорошо бы правду.
– Вы вели себя сдержанно несколько часов подряд. Потом
вдруг за последние тридцать минут вы несколько раз меня оскорбили и таращились
на мои груди. Откуда такая перемена?
Холодные глаза остановились на мне на пару секунд.
– Деловое и профессиональное поведение ни хрена мне не
дали.
– В исходном рапорте я фигурирую как жертва
изнасилования, верите вы тому или нет. Ваше поведение в последние полчаса может
обеспечить вам роль ответчика в иске за сексуальные домогательства.
Он посмотрел на мою молчаливую адвокатессу, потом на меня.
Мне случалось видеть жертв изнасилования, принцесса. Я их
возил в больницу, держал их за руку, когда они кричали.
Была среди них девочка двенадцати лет. Ее так отделали, что
она даже говорить не могла. Девять дней работы с психотерапевтом понадобилось,
чтобы она назвала насильников. Вы ведете себя не так, как жертвы изнасилования.
Я покачала головой:
– Ах ты, наглый... мужчина! – Последнее слово
прозвучало у меня как страшное оскорбление. – Тебя когда-нибудь
насиловали, Раймундо?
Он моргнул, но сохранил безразличный взгляд.
– Нет.
– Так не смей мне толковать, как я должна себя вести,
что чувствовать и вообще. Да, сегодня меня не сломали. Отчасти дело в том
проклятом заклинании, но отчасти, детектив, в том, что из всех изнасилований
это не самое худшее. Эйлин сказала, что меня грубо изнасиловали. Ну, она юрист.
Я могу простить ей выбор слов, но она не может знать, что они значат. Она не
видела, что может сделать мужчина с женщиной, когда действительно хочет сделать
ей больно. Я видела грубые изнасилования, детектив, и то, что было сегодня
ночью, грубым не было. Но если я не истекаю кровью и лицо мое не стало
неузнаваемым под слоем синяков, это еще не значит, что изнасилования не было.
Что-то мелькнуло у него в глазах – я не смогла понять
что, – и туг же они стали опять ничего не выражающими.
– Это было с вами не в первый раз? – тихо и
сочувственно спросил он.
Я смотрела в пол, боясь встретиться взглядом с Алверой.
– Не со мной, детектив, – ответила я.
– С подругой, – сказал он все так же тихо и
понимающе.
Я подняла глаза, и вдруг это сочувствие в глазах почти
заставило меня ему поверить. Почти. Я вспомнила кровавую маску, в которую
превратилось лицо Кеелин, глаз, повисший на щеке. Если бы у нее был нос, он был
бы сломан, но мать ее была брауни, а у них человеческих носов нет. Три из ее
четырех рук торчали под неестественным углом, как сломанные ножки паука. Ни
один целитель-сидхе не решился бы возложить на нее руки, потому что она была на
пороге смерти, а сидхе не стану рисковать жизнью ради брауни-гоблинской
полукровки. Мой отец отвез ее в человеческую больницу и сообщил властям о
нападении. Мой отец был Принцем Пламени и Плоти, и даже его сестра-королева его
побаивалась, поэтому его не наказали за привлечение людей к делам фейри. Это
было зарегистрировано и я могла об этом говорить, не страшась наказания. Как
приятно было в эту ночь наконец-то сказать полную правду.
– Расскажите, – сказал он еще мягче.
– Когда нам было по семнадцать, мою лучшую подругу
Кеелин Ник-Браун изнасиловали. – Голос мой был пуст и безжизнен, как
недавно глаза Алверы. – Ей выбили глаз, и он повис на щеке. – Я
перевела дыхание и оттолкнула всплывший образ, заметив, что оттолкнула его
руками, будто это могло помочь, только когда закончила движение. – Я
видела избитых, но не так, никогда так. Ее хотели забить до смерти, и это почти
удалось. – Я снова взяла себя в руки. Терпеть не могу плакать – я при этом
чувствую себя такой слабой.
– Простите, – сказал он.
– Не за что, детектив Алвера. Увидев Кеелин, я обрела
меру того, что такое насилие. Если это не так, как было с Кеелин, то уже не так
плохо. Это помогло мне пережить некоторые очень суровые испытания без истерики.
– Сегодня, например, – сказал он тем же голосом.
Я кивнула:
– Например, сегодня, хотя должна признать, что убитый
Алистер Нортон – одно из худших зрелищ, которые я видела, а я кое-что повидала,
детектив. Я не убивала его. Не хочу сказать, что не убила бы его, если бы он
завершил изнасилование. Оправившись от похоти, наведенной чарами, я могла бы
его найти и убить. Не знаю. Кто-то другой за меня это сделал.
– Кто?
Мой голос упал до шепота:
