– Выключи свет, – сумела сказать я.
Кровать шевельнулась, и через секунду светлая щель между
подушкой и лицом погасла. Я подняла голову – в комнате было почти совершенно
темно. Мы с Роаном уснули перед самым рассветом. На улице должно быть светло. Я
села и огляделась. Почему-то я не удивилась, что возле выключателя стоит
Джереми. Роана я не искала. Я знала, где он: в океане в своей новой шкуре. Он
не бросил меня без защиты, но покинул меня. Наверное, это должно было ранить
мои чувства, однако не ранило. Я вернула Роану его первую любовь – море.
Есть старая пословица: не становись между фейри и его
магией. Роан был в объятиях возлюбленной, и это была не я. Может быть, мы
никогда не свидимся, а он не попрощался. Если бы мне было нужно что-то, что он
мог бы дать, мне достаточно было бы пойти к морю и позвать его – он придет. Но
любви он дать мне не сможет. Я любила Роана, но не была в него влюблена. Тем
лучше для меня.
Я лежала одна на смятых простынях, глядя в черные окна.
– Сколько мы спали?
– Сейчас восемь вечера, пятница.
Я соскочила с кровати:
– Боже мой!
– Я так понял, это нехорошо – тебе оставаться п городе
после темноты.
Я посмотрела на него.
Он стоял у двери, возле выключателя. В темноте не очень было
видно, но, кажется, он был в одном из обычных своих костюмов – безупречно
сшитом, изящно сидящем и элегантном. Но ощущалось в нем какое-то напряжение,
будто он хотел сказать что-то другое, более прямо, или, быть может, он что-то
знал. Что-то не слишком хорошее.
– Что случилось?
– Пока ничего, – ответил он.
Я уставилась на него:
– А почему ты думаешь, будто что-то должно случиться?
Вопреки моим усилиям голос мой прозвучал подозрительно.
Джереми рассмеялся:
– Ты не волнуйся, я никому не звонил, но полиция уже
наверняка всем позвонила. Не знаю, от кого ты скрывалась все это время, но если
от слуа – Воинства, – то ты в серьезной беде.
Слуа – грубое название низших фейри Неблагого Двора.
Вежливое название – Воинство. Грубое название первым пришло на ум. Ну ладно.
Только другой неблагой может сказать "слуа", чтобы это не прозвучало
смертельным оскорблением.
– Я – принцесса Неблагого Двора. Чего бы мне от них
прятаться?
Он прислонился спиной к стене:
– Да, в этом и весь вопрос, не правда ли?
Даже сквозь темноту комнаты я ощущала тяжесть его взгляда,
его напряженность. Среди фейри невежливо задавать прямые вопросы, но он – он
очень хотел задать. Этот непроизнесенный вопрос завис между нами в воздухе, как
нечто осязаемое.
– Беги-ка в душ, как хорошая девочка. – Он поднял
с пола сумку. – Я тебе одежду принес. Фургон ждет внизу, там Утер и Ринго.
Отвезем тебя в аэропорт.
– Помогать мне может оказаться опасно, Джереми.
– Тогда поторопись.
– У меня нет с собой паспорта.
Он бросил на кровать завернутый в бумагу пакет. Тот самый,
который лежит у меня в машине под сиденьем. Мои новые документы, новая
личность.
– Как ты догадался?
– Ты прячешься от человеческих властей, своих...
родичей и их прислужников уже три года. Ты не дура. Ты знаешь, что тебя найдут,
но у тебя есть план, как скрыться. Я бы посоветовал в следующий раз хранить
тайные бумаги где-нибудь в другом месте. Под сиденье я заглянул почти сразу.
Я посмотрела на пакет, потом на Джереми.
– Это не все, что там было.
Он распахнул пиджак, как манекенщик на подиуме, демонстрируя
безупречную плавную линию рубашки и галстука. Но на самом деле он показал
пистолет, заткнутый за пояс. Просто темный контур на фоне светлой рубашки, но я
знала, что это девятимиллиметровый "Леди Смит", потому что пистолет
был мой. Из кармана Джереми достал запасную обойму.
– Еще одна коробка обойм есть среди твоих вещей.
Он положил пистолет на заклеенный пакет и обошел кровать,
так что теперь она стояла между нами.
– Кажется, ты нервничаешь, Джереми.
– Разве у меня нет для того оснований?
– Ты нервничаешь из-за меня. И я не думаю, что на тебя
произвела впечатление королевская кровь.
Он поднял левую руку.
– Скажем так: Слезы Бранвэйн очень медленно
выветриваются. Прими душ.
– Я больше не чувствую силы этих чар.
– Рад за тебя, но поверь мне насчет душа.
Я посмотрела на него:
– Тебя волнует, что ты видишь меня голой.
Он кивнул.
– Приношу за это свои извинения, но именно поэтому
Ринго и Утер остались в фургоне. Чистая предосторожность.
Я улыбнулась ему и поймала себя на том, что хочу подойти к
нему ближе, сократить эту тщательно соблюдаемую дистанцию. В этом смысле я не
хотела Джереми, но позыв увидеть, насколько я его могу очаровать, присутствовал
темной мыслью. Это не похоже на меня – искать край с друзьями. С врагом – может
быть, но не с другом. Было это остаточным побуждением от прошедшей ночи, или
Слезы подействовали на меня сильнее, чем я думала?
Я не стала размышлять на эту тему, а повернулась и пошла в
ванную. Быстрый душ – и ехать в аэропорт.
Через двадцать минут я была готова, хотя волосы еще не до
конца просохли. Я оделась в темно-синие слаксы, изумрудно-зеленую кофточку и
темно-синий жакет под цвет штанов. Джереми еще выбрал черные чулки и туфли на
низком каблуке. Так как никаких других туфель у меня не было, то и не важно. Но
все остальное...
– В следующий раз, когда будешь собирать мне вещи для
бегства от смерти, прихвати пару кроссовок. Туфли, даже йа низком каблуке, для
этого не созданы.
– У меня никогда не было с ними проблем, –
возразил он, сидя на кухонном стуле с высокой спинкой.
Он сидел свободно откинувшись, и даже этот стул казался
удобным, когда на нем сидел Джереми. Какое-то было в нем излишнее
самообладание, такая напряженность, что трудно было бы говорить о кошачьей
грации. И все же чем-то он напоминал кота, свернувшегося на стуле. Только коты
не позируют. Они такие, как есть. А Джереми явно позировал, стараясь изобразить
непринужденность и легкость.
– Извини, что забыл твои карие контактные линзы. Хотя
это и не проблема, мне нравятся глаза нефритово-зеленые, поражающие. Подходят
под цвет кофточки, хотя слишком по-человечески. Я бы еще больше добавил рыжего
в волосы, сделал их менее темными.
– Рыжие волосы заметны даже в толпе. Гламор
предназначен, чтобы скрываться, а не выделяться.
