Что-то огромное билось в окно снова и снова. Я надеялась,
что они попытаются сломать защиту магией, на что уйдет время, но они решили
просто разрушить то, что я защитила. Если окна больше не будет, то и защита
работать перестанет. Грубая сила против магии – иногда это действует, иногда
нет. Сегодня, кажется, получается. Послышался резкий хруст – стекло осыпалось с
проволочного каркаса, на котором держалось. Без проволоки оно бы давно уже
вылетело.
Дойл склонился ко мне, опустив острие меча – как держат ради
безопасности заряженный пистолет.
– Принцесса, у нас кончается время.
– Я слушаю, – кивнула я.
Он протянул ко мне свободную руку, и я отдернулась – села на
задницу прямо на пол.
– Я должен коснуться тебя, принцесса.
– Зачем?
Стекло уже растрескалось настолько, что ветер стал задувать
в помещение. Слышалось, как что-то большое трется о стену, как взвизгивают
ночные летуны, подбадривая своих мясистых братьев.
– Я могу убить некоторых из них, моя принцесса, но не
всех Я положу за тебя жизнь, но этого будет мало – против мощи почти всех слуа.
Он наклонился так низко, что надо было либо дать ему до меня
дотронуться, либо лечь навзничь и отползать от него на спине.
Я уперлась рукой в его грудь, в кожу куртки. Он продолжал
напирать, и моя рука соскользнула на футболку под курткой. Я нащупала что-то
мокрое. Отдернула руку, и она оказалась темной в неровном свете.
– У тебя кровь.
– Слуа очень не хотели, чтобы я сегодня тебя нашел.
Мне пришлось опереться рукой позади, чтобы не упасть, потому
что он еще приблизился. Достаточно близко, чтобы поцеловать – или убить.
– Чего ты хочешь, Дойл?
Стекло позади рассыпалось, окатив пол дождем острых
осколков.
– Прошу прощения, но нет времени для церемоний.
Он выпустил меч на пол и схватил меня выше локтей. Притянул
к себе, и только секунда у меня была, чтобы понять: он хочет поцеловать меня.
Если бы он попытался ударить меня ножом, я бы была готова
или хотя бы не удивилась, но поцелуй... я совершенно растерялась. Кожа его
пахла какой-то экзотической пряностью. Губы у него были мягкими, поцелуй –
нежным. Я застыла у него в руках, слишком потрясенная, чтобы сообразить, что делать, –
будто он меня зачаровал. А он шепнул прямо мне в губы:
– Она сказала, что он должен быть дан тебе, как был дан
мне.
Едва заметная нотка гнева слышалась в этом шепоте.
Я услышала, как что-то шлепнулось через окно – тяжело
шлепнулось. Дойл отпустил меня так резко, что я упала. Одним плавным движением
он подобрал меч, повернулся, будто танцевальным па перелетел к окну, не
поднимаясь с колен, и вогнал меч в проникшее через разбитое окно черное
щупальце не меньше его самого. На той стороне стекла раздался вопль. Дойл
отдернул меч, и щупальце потянулось назад. Он встал, опережая это движение,
занес меч и опустил его с такой силой, что клинок полосой мелькнул в воздухе.
Щупальце развалилось на куски в хлынувшей крови, заблестевшей в
зеленовато-желтом пламени, как черная вода.
Остаток щупальца втянулся обратно в окно с таким звуком,
будто ветер завыл. Дойл повернулся ко мне.
– Это заставит их задуматься, но ненадолго.
Он шагнул ко мне, сверкая окровавленным мечом. Все это
случилось за секунды. Он едва успел отступить в сторону, чтобы его не залило
кровью, – будто знал, где ему стоять, или будто кровь это знала.
Видя, как он идет ко мне, я не могла остаться лежать. Он
пришел сохранить мне жизнь, но все мои инстинкты завопили при его приближении.
Дойл был созданием стихии тьмы и полусвета, вооруженный убийственным мечом, и
он шел ко мне как воплощение смерти. В этот миг я поняла, почему люди падают
перед нами ниц и воздают божеские почести.
Опираясь на раковину, я встала, потому что не могла
встретить его на земле, скорчившись как загнанная дичь. Я должна была встать
перед этой темной грацией – или склониться перед ней, как человек-язычник. От
того, что я встала, комната закачалась, закружилась полосами тьмы и света.
Голова кружилась так, что я боялась упасть, а потому вцепилась в раковину
мертвой хваткой. Когда в глазах прояснилось, я все еще стояла, а Дойл был так
близко, что видны были пляшущие отражения пламени в его глазах.
Вдруг он прижал меня так тесно, что я ощутила кожей холод
крови на его рубашке. Руки у него были очень сильны.
– Королева поместила свой знак в меня, чтобы я его тебе
передал. Как только ты его получишь, все будут знать: всякий, кто поднимет на
тебя руку, окажется на милости королевы.
– Тот поцелуй, – сказала я.
Он кивнул:
– Она сказала, что я должен дать его тебе, как она дала
мне. Прости меня.
И он поцеловал меня раньше, чем я успела спросить, за что он
просит прощения.
Он поцеловал меня так, будто хотел через рот влезть в меня.
Я не была готова и не давала своего разрешения. Я попыталась отодвинуться, и
рука его напряглась у меня за спиной, вдавливая кожу куртки мне в спину. Другой
рукой он держал меня за лицо, вцепившись пальцами в подбородок. Я не могла
разорвать поцелуй, оторваться от Дойла.
Сопротивление ничего бы мне не дало, поэтому я прекратила
отбиваться и открыла рот, целуя его в ответ. Из тела его ушло напряжение, будто
он подумал, что я дала разрешение. А я его не давала. Я схватила его черную
футболку и стала вытягивать ее из штанов. Она так пропиталась кровью, что липла
к телу, но я ее вытащила. И провела рукой по его плоскому животу – вверх, до
гладкой выпуклости мускулистой груди.
Он растаял, и рука, державшая меня кольцом за спину,
ослабела.
Мои руки нашли рану у него на груди – широкий и глубокий
разрез. Три вещи случились одновременно: я запустила пальцы в рану, его тело
напряглось от боли – и он бы отпустил меня, но случилось и третье, пока мои
пальцы входили в мясо его тела. Знак королевы наполнил его рот и провалился в
меня.
Сладкий прилив силы заполнил мне рот, проливаясь из Дойла в
меня, тепло окутывало наши губы, будто мы вдвоем сосали одну конфету. Сила
набухала в нас, плавилась между нами долгими сладкими нитями. Она наполняла нас
теплом до краев, как глинтвейн, налитый в одинаковые чаши, и сила побежала вниз
по нашим телам, сквозь них, проливаясь ласковым потоком на кожу.
Я ничего не видела, будто смотрела на мир сквозь густой
туман. Дойл держался обеими руками за раковину, опустив лицо, будто у него тоже
голова кружилась. Слышно было, как он произнес:
– Спаси меня, консорт.
Не знаю, какова была бы моя остроумная реплика, потому что
вылетела выбитая дверь, ударившись в дальние кабинки. В проеме стоял силуэт
Шолто. Он набросил серое пальто поверх голого тела, но виднелось гнездо
щупальцев – будто какой-то монстр рвался из него наружу.
