– Если бы ты назвал имя предателя, это помогло бы нам
обеспечить безопасность принцессы при Дворе.
Шолто в ответ на эти слова рассмеялся – теми резкими
звуками, которые у него сходили за обычный смех.
– Я не назову, кто послал меня сюда, но могу предположить,
кто хотел, чтобы сообщение было передано. И ты тоже можешь. Мередит сбежала от
Двора, поскольку сторонники принца Кела постоянно вызывали ее на дуэли. Если бы
за покушениями на Мередит стоял кто-то другой, королева бы вмешалась и
прекратила это. Такого оскорбления королевской крови она бы не допустила, пусть
даже оно направлено на лишенную магии смертную полукровку. Но за всем этим
стоял ее ненаглядный малыш, и мы все это знали. Поэтому Мередит сбежала и
спряталась – она не могла надеяться, что королева поможет ей выжить, когда Кел
хочет ее смерти.
Дойл встретил обвиняющий взгляд бесстрастным лицом.
– Я думаю, ты увидишь, что наша королева уже не
относится так терпимо к... выходкам принца.
Шолто снова засмеялся – болезненный звук.
– Когда всего несколько дней назад я покидал Двор, я бы
сказал, что она по-прежнему весьма терпима к... выходкам принца.
Лицо Дойла осталось безмятежным, будто никакие слова Шолто
не могли нарушить его душевный мир. Я думаю, это доставало Шолто хуже любой
другой реакции. И Дойл, я думаю, это знал.
– Решаем проблемы по очереди, Шолто. Сейчас у меня есть
обещание королевы и ее магия, гарантирующие, что принцессе не будет причинен
вред при Дворе.
– Твоя воля верить в это, Дойл. Но сейчас я прошу тебя
помочь мне даровать смерть той, которую я ценил.
Дойл легко встал, будто не его придушили до полусмерти
несколько минут назад. Я даже не знала, смогу ли я стоять. Не только бессмертия
мне недостает из-за моей человеческой крови.
Они оба протянули мне руки одновременно, и я приняла их. Они
почти вздернули меня на ноги.
– Легче, мальчики. Мне нужна помощь, чтобы встать, а не
лететь.
Дойл посмотрел на меня.
– Ты бледна. Насколько ты серьезно ранена? Я покачала
головой и освободила обе руки.
– Не настолько. В основном это шок, и... это было больно,
когда я... то, что я сделала с Нерис.
– А что ты сделала? – спросил он.
– Пойди и увидишь, – сказал Шолто. – Это
стоит взгляда или даже двух. – Он посмотрел на меня. – Вести о том,
что ты сделала, полетят ко Двору впереди тебя, Мередит. Мередит, Принцесса
Плоти, уже более не просто дочь Эссуса.
– Очень редко дитя наследует те же дары, что были у
родителя, – сказал Дойл.
Шолто направился к двери, завязывая по дороге пояс пальто.
Кровь пропитала ткань напротив отрубленного щупальца.
– Пойди, Дойл, Носитель Пламени Боли, Барон Сладкий
Язык, пойди и посмотри, а потом скажи, что ты думаешь о дарованиях Мередит.
Первый титул был мне знаком, но не второй.
– Барон Сладкий Язык? – спросила я. – Никогда
не слышала, чтобы тебя так называли.
– Старая кличка, – ответил он.
– Брось, Дойл, не скромничай. Так его когда-то звала
королева.
Они переглянулись, и снова в этом взгляде была тяжесть
старой вражды.
– Это имя не за то, что ты думаешь, Шолто, –
сказал Дойл.
– Я ничего не думаю, но мне кажется, что прозвище
говорит само за себя. А тебе, Мередит?
– Барон Сладкий Язык – в этом прозвище есть
определенное настроение, – ответила я.
– Это не то, что вы думаете, – повторил Дойл.
– Ну, – бросил Шолто, – во всяком случае, не
за твою медоточивую речь.
Вот это была правда. Дойл не произносит длинных речей, и
умелым льстецом его тоже никто не назовет.
– Если ты хочешь сказать, что секс здесь ни при чем, я
тебе верю, – сказала я.
Дойл слегка мне поклонился:
– Спасибо.
– Королева дает своим любимчикам прозвища только за
секс, – сказал Шолто.
– Не только, – возразил Дойл.
– Когда и за что?
– Когда, считает, что кличка будет в тягость тому, кто
ее носит, и потому что любит бесить других.
– Ну, последнее верно, – согласился Шолто. Он уже
держался за ручку двери.
– Странно, что еще никто сюда не ломится с
руганью, – заметила я.
– Я наложил на дверь заклятие отвращения. Ни один
смертный не захочет сквозь него проходить, и мало кто из фейри.
Он начал открывать дверь.
– А ты не хочешь забрать свое... свою конечность? Ее
можно приставить.
– Отрастет, – отмахнулся он.
Наверное, недоверие, которое я испытывала, отразилось у меня
на лице, поэтому он улыбнулся – наполовину снисходительно, наполовину смущенно.
– Есть хорошие стороны в том, чтобы быть наполовину
ночным летуном. Немного, но есть. Любая часть тела у меня регенерирует. –
Он помолчал, будто задумался на секунду, и добавил: – Пока что.
Я не знала, что можно на это сказать, потому промолчала.
– Я думаю, принцессе надо немного отдохнуть, поэтому
если сейчас мы могли бы пойти посмотреть твою раненую... – Дойл не
закончил фразу.
– Да, конечно.
Шолто придержал перед нами дверь.
– А как же вот этот беспорядок? – спросила
я. – Оставим валяться на полу куски щупальца и кровь повсюду?
– Беспорядок устроил барон, пусть он и убирает, –
предложил Шолто.
– Ни кровь, ни части тел не принадлежат мне, –
сказал Дойл. – Если хочешь убрать этот беспорядок, то предлагаю тебе
сделать это самому. Кто знает, какой вред может нанести умелая колдунья с помощью
куска твоего тела?
Шолто попытался возражать, но в конце концов сунул
отрезанное щупальце в карман своего пальто. А щупальце размером с тело осталось
лежать где было. Я бы на месте Шолто определенно дала бы уборщицам щедрые
чаевые – как возмещение тем, кому выпадет прибирать туалет.
Мы поднялись на лифте, и Дойл опустился на колени перед тем,
что осталось от Нерис Серой. Это был кусок живой плоти размером примерно с
большую корзину. Нервы, сухожилия, мышцы, внутренние органы влажно поблескивали
внутри. Этот кусок мяса даже поднимался и опадал с дыханием. Хуже всего был
звук: высокий тонкий крик, приглушенный, потому что рот находился теперь внутри
тела, и все же она кричала. Она визжала. Дрожь, которая уже пошла на убыль,
заколотила снова. Вдруг мне стало холодно в штанах и в лифчике.
Я подобрала с пола блузку и надела, хотя знала, что этот
холод одеждой не унять. Скорее душа тряслась, чем тело. Тут можно было зарыться
в груду одеял, и это не помогло бы.
