Дойл посмотрел на меня, присев возле этого пульсирующего,
кричащего шара.
– Потрясающе. Сам принц Эссус не мог бы сделать лучше.
Это было комплиментом, но лицо Дойла было так пусто, что
неясно было, приятно ему это видеть или нет.
Я лично считала, что ничего ужаснее в жизни не видела, но
понимала, что делиться этим мнением не стоит. Это мощное оружие – рука плоти.
Если народ будет верить, что я пускаю ее в ход легко и часто, то будет вести
себя осторожнее. Если будет считаться, что я сама ее боюсь, угроза будет
слабее.
– Не знаю, Дойл. Я однажды видела, как мой отец
вывернул наизнанку великана. Ты думаешь, я могла бы справиться с таким огромным
предметом?
Я говорила сухо; с интересом, но чисто академическим. Такой
голос я у себя выработала при Дворе и пользовалась им, чтобы не устроить
истерику или не выбежать с воплем. Я научилась видеть ужаснейшие вещи и
отпускать сухие выдержанные комментарии.
Дойл принял вопрос за чистую монету.
– Я не знаю, принцесса; но интересно было бы определить
границы твоей силы.
Я не была с этим согласна, но оставила без ответа, потому
что не могла придумать ничего достаточно сухого и выдержанного. Визжащий вопль
слышался при каждом вдохе мясного шара. Нерис была бессмертна. Мой отец однажды
сделал такое с врагом королевы. Андаис держала этот шар плоти у себя в шкафу.
Иногда его можно было увидеть у нее в спальне. Насколько мне известно, никто
никогда не спрашивал, что эта штука делает вне своего шкафа. Ее просто брали,
клали обратно и запирали, стараясь отогнать все видения, лезшие в голову, когда
увидишь такой шар в спальне.
– Шолто просил тебя даровать Нерис смерть. Сделай это,
и мы сможем отсюда уйти.
Я говорила лишенным интереса, даже скучающим голосом. Мне
казалось, что если я еще здесь постою и послушаю эти вопли, то начну им вторить.
Не поднимаясь с колен, Дойл протянул мне свой меч рукоятью
вперед.
– Это твоя магия, да будет и жертва твоей.
Я уставилась на костяную рукоять – три ворона с
драгоценностями глаз. Не хотела я этого делать.
Еще минуту я смотрела на клинок, пытаясь сообразить, как мне
выпутаться из этой ситуации, не показав себя слабой. Ничего на ум не приходило.
Если я сдрейфлю, муки Нерис будут напрасны. Я получу новый титул, но не
присущую ему репутацию.
Я взяла меч, ненавидя Дойла за это предложение.
Это должно было быть просто. Ее сердце пульсировало с одной
стороны шара. Я всадила в него лезвие. Хлынула кровь, и сердце перестало
биться, но вопли не прекратились.
Я посмотрела на мужчин:
– Почему она не умерла?
– Слуа труднее убить, чем сидхе, – ответил Шолто.
– Насколько труднее?
Он пожал плечами:
– Это твоя жертва.
В этот миг я ненавидела их обоих, поняв наконец, что это
испытание. И возможно, что, если бы я отказалась, они сохранили бы ей жизнь.
Это было неприемлемо. Я не могла ее так оставить, зная, что она не состарится,
не исцелится, не умрет. Просто останется вот так. Смерть здесь милосердие, все
остальное – безумие, ее и мое.
Я проткнула мечом каждый жизненно важный орган, который
смогла найти. Они пускали кровь, спадались, переставали функционировать, а крик
все длился. Наконец я подняла меч обеими руками над головой и стала просто
пырять. Поначалу я между ударами останавливалась, но крики продолжались,
зажатые в мясном шаре. Где-то после десятого или пятнадцатого удара я перестала
останавливаться, перестала слушать – только колола.
Я должна была прекратить эти крики. Должна была заставить ее
умереть. Мир сузился до клинка, входящего в вязкое мясо. Руки мои поднимались и
опускались, поднимались и опускались. Кровь забрызгала лицо и одежду. Я
оказалась на коленях возле чего-то, уже не круглого, уже не целого. Я это
разделала на куски, неузнаваемые куски. И крик затих.
Руки до локтей стали красными от крови. Меч алел, рукоятка
покрылась кровью сплошь, но по-прежнему отлично, не скользя, ложилась в руку.
Зеленая шелковая блузка, которую я успела раньше надеть, стала черной от крови.
Слаксы из бордовых превратились в фиолетово-черные. Кто-то рядом очень часто
дышал, и я сообразила, что это я. Иногда во время этой мясницкой работы я
испытывала злобное удовлетворение, почти радость от разрушения. Сейчас я
смотрела на дело рук своих и не чувствовала ничего. Во мне не осталось ничего,
способного чувствовать. Я оцепенела, и это, наверное, было не так уж для меня
плохо.
Я встала, опираясь на край кровати. Она и так была заляпана
кровью – так что менял один отпечаток ладони? Руки ныли, мышцы тянуло от
перегрузки. Я протянула меч Дойлу, как до того – он мне.
– Хороший клинок. Рукоятка даже не скользила.
Мой голос был так же лишен эмоций, как я сама. Мелькнула
мысль, не так ли чувствует себя безумец. Если да, то это не так уж плохо.
Дойл принял меч и упал на колени, склонив голову. Шолто
повторил его жест. Дойл приветствовал меня окровавленным мечом и произнес:
– Мередит, принцесса плоти, истинно королевская кровь!
Приветствуем тебя во внутреннем круге сидхе.
Я вытаращилась на них; в голове все так же гудела гулкая
пустота. Если и были какие-то ритуальные слова ответа, я не могла их вспомнить.
Либо я их не знала, либо не могла сейчас заставить мозги работать.
Единственное, что я могла произнести, были такие слова:
– Можно помыться в твоем душе?
– Сделай одолжение, – ответил Шолто.
Ковер чавкал под ногами, и когда я сошла с него, то увидела
за собой кровавые следы. Я разделась и помылась самой горячей водой, которую
только могла выдержать. Кровь, стекающая в сток, была уже не красной, а
розовой. И глядя на водоворот этой розовеющий воды, я осознала две вещи.
Во-первых, и радовалась, что у меня хватило мужества прикончить Нерис, а не
оставлять ее в этом ужасе. Во-вторых, что-то во мне радовалось этому убийству.
Мне бы приятно было думать, что это "что-то" вдохновлялось
милосердием, но я не могла себе позволить так себя щадить. Пришлось подумать,
не такова ли эта часть моей души, как та, что заставляла Андаис хранить свой
кусок плоти в запертом шкафу. Миг, когда ты перестаешь задавать себе
вопросы, – это тот миг, когда ты превращаешься в чудовище.
Глава 17
Я вернулась в свою квартиру с волосами, еще мокрыми от душа
в отеле. Дойл настоял, что он отопрет мне дверь – на случай, если там
установлена магическая мина-ловушка. Он всерьез относился к своей работе
телохранителя, но меньшего я от Дойла и не ожидала. Когда он объявил, что
опасности нет, я вошла босиком на серый ковер. На мне была гавайская рубашка и
мужские шорты – их Шолто одолжил у Гетхина. Единственное, чего нельзя было
одолжить, это были туфли. Мои вещи остались в номере отеля настолько
пропитанные кровью, что даже нижнее белье пришлось бросить. Часть крови
принадлежала Нерис, часть – мне.