Я задумалась, потом кивнула:
– Ладно, больше симпатизирую. Дойл, это самый длинный
разговор, который нам с тобой приходилось вести. Почему она послала тебя, свой
Мрак?
– Королева хочет, чтобы ты вернулась, Мередит. Но она
боялась, что ты ей не поверишь. Я – это ее жетон. Если королева посылает Мрак,
да еще со своим личным оружием, со своей магией в его теле, то это
доказательство ее искренности.
– Зачем ей мое возвращение, Дойл? Она послала тебя до
того, как я вошла в свою силу, – а это было сюрпризом для всех нас. Что
заставило ее переменить намерение? Отчего меня признали достойной жить?
– Она не приказывала тебя убивать.
– Но никогда никому не мешала пытаться.
Он чуть поклонился:
– С этим не поспоришь.
– Так что же изменилось?
– Не знаю, Мередит. Знаю только, что таково ее желание.
– Ты никогда не задавал вопросов, – вздохнула я.
– А ты, принцесса, всегда задавала их избыточно.
– Может быть, но на этот вопрос я хочу получить ответ
прежде, чем вернусь ко Двору.
– Какой из вопросов – "этот"?
Я сдвинула брови:
– Откуда такая перемена чувств, Дойл? Я должна знать до
того, как снова доверить Двору свою жизнь.
– А если она этого не скажет?
Я попыталась представить себе, что это будет – навеки
порвать с миром фей из-за одного безответного вопроса. Но слишком это была
обширная тема, чтобы вот так сразу охватить ее мыслью.
– Не знаю, Дойл, просто не знаю. Сейчас я знаю только,
что я устала.
– С твоего разрешения, я воспользуюсь зеркалом в
ванной, чтобы связаться с королевой и доложить ей.
– Всегда пожалуйста, – кивнула я.
Он поклонился настолько, насколько позволяла тесная спальня,
и пошел к двери ванной, за углом. Оттуда, где мы стояли, ее видно не было.
– Откуда ты знаешь, где ванная? – спросила я его
вслед.
Он оглянулся с доброжелательным непроницаемым лицом.
– Я видел всю квартиру. Где еще она может быть?
Я смотрела на него – и не верила. Либо это недоверие не
выразилось на моем лице, либо он сделал вид, что не заметил, потому что зашел
за угол, и я услышала, как открылась и закрылась дверь ванной.
Я села на край кровати и попыталась припомнить, куда я
сунула спальные мешки. Дойл спас мне жизнь, и самое меньшее, что я могла для
него сделать, – устроить его с удобством. Жизнь стоила бы даже того, чтобы
предложить ему кровать, но я устала до чертиков, и кровать была мне самой
нужна. Кроме того, пока я не узнаю, зачем он меня спасал, я от излишней
благодарности воздержусь. При Неблагом Дворе есть вещи похуже смерти. Отличный
пример – Нерис. И знак королевы не будет нарушен таким заклинанием. Так что я,
пока всеми фибрами своего существа не уверюсь, что меня не спасали для какой-то
ужасной судьбы, от благодарностей воздержусь.
Спальные мешки нашлись в стенном шкафу гостиной. Я их
развернула в ногах кровати, проветривая, как вдруг услышала из ванной
раздраженный разговор. Дойл недовольно возвысил голос. Кажется, королева и ее
Мрак сильно бранились. Интересно, скажет он мне, о чем, или будет хранить от
меня еще одну тайну?
Глава 18
Я подошла к закрытой двери. Дойл на повышенных тонах
говорил:
– Госпожа, прошу тебя, не заставляй меня этого делать.
Не знаю, что бы я еще услышала, но тут он приоткрыл дверь.
– Да, принцесса?
– Если ты там побудешь еще несколько минут, я
переоденусь.
Он кивнул. Зайти посмотреть сквозь зеркало он меня не
пригласил. Ссору объяснять не стал. Он просто закрыл дверь. Теперь голоса были
едва слышны, крики прекратились. Они не хотели, чтобы я знала, из-за чего они
поссорились. Я подозревала, что это имеет какое-то отношение ко мне. И чего это
Дойл так сильно не хотел делать, что решился спорить со своей королевой?
Он меня не собирался убивать, а что там будет завтра, мне,
кажется, было уже неинтересно. Отключив верхний свет, я зажгла ночник у
кровати. Верхний свет казался слишком ярким для спальни. Тот факт, что я готова
была отключить хоть какой-то свет, показывал, что мне уже лучше. Хотя бы
спокойнее.
Обычно я сплю в белье. Мне нравится ощущение шелка и атласа
на коже. Но по отношению к Дойлу это было бы почти жестоко.
Привилегией королевы было спать со своими телохранителями,
пока один из них не сделает ее беременной. Тогда она выйдет за него и
перестанет спать с остальными. Андаис могла бы освободить их и позволить им
других любовниц, но решила этого не делать. Если не с ней, то ни с кем они
спать не будут. И они уже очень давно ни с кем не спали.
В конце концов я выбрала шелковую рубашку до колен. У нее
были короткие рукава и лишь узкий вырез спереди. Она покрывала больше любого
другого предмета из моего гардероба, но без лифчика у меня груди поднимали
тонкую ткань, и соски продавливались сквозь нее. Шелк был темно-фиолетовый и
очень хорошо смотрелся с моей кожей и волосами. Я старалась особенно не
светиться перед Дойлом, но мне хватило кокетства не выглядеть распустехой.
Я посмотрела на себя в зеркало. Точь-в-точь как женщина в
ожидании любовника, если не считать порезов. Я поднесла руки к стеклу – когти
Нерис прорезали предплечья злыми красными полосами. Из разреза на левой руке
сочилась кровь. Не надо ли наложить швы? Обычно у меня все проходило и без них,
но кровь должна была бы уже остановиться. Я приподняла ночнушку, чтобы
посмотреть рану на бедре. Колотая рана, очень высоко. Нерис пыталась пробить
бедренную артерию. Хотела меня убить, но вместо этого я убила ее. Я все еще
ничего не чувствовала по поводу ее смерти – оцепенение не проходило. Может
быть, завтра мне будет плохо, а может, и нет. Иногда просто остаешься в
оцепенении, потому что ничего другого не помогает. На оцепенении иногда
строится здравость рассудка.
Я смотрела на себя в зеркало, и даже лицо у меня было
пустым. В глазах оставалось то же тускло-удивленное выражение, более всего
свидетельствовавшее о шоке. До сегодняшнего дня я такой взгляд у себя видела
после последней дуэли, когда наконец поняла, что дуэли не прекратятся, пока я
не погибну. Тогда я и приняла решение бежать, скрыться.
Приглашению вернуться в мир фейри было всего несколько часов,
а у меня уже вид контуженной. Я снова подняла руки и осмотрела следы когтей. В
своем роде я уже заплатила за возвращение к фейри. Заплатила кровью, плотью и
болью – монетой которая в ходу при Неблагом Дворе. Королева позвала меня
обратно и обещала безопасность, но я ее знаю. Она не оставит мысли наказать
меня за бегство, за трехлетние прятки, за поражение своих усилий меня отыскать.
Сказать, что моя тетушка не слишком хорошо умеет проигрывать, –
преуменьшение вселенского масштаба.
