Увидев Кеелин на поводке у Кела, я потеряла дар речи. Разные
есть способы оказаться "зверушкой" Кела. Один – если королева в
наказание отдаст тебя Келу. Другой – вызваться добровольно. Меня всегда
поражало, как много женщин из низших фейри готовы были позволить Келу
выделывать с ними самые мерзкие штуки, потому что, если бы им удалось
забеременеть, они бы стали придворными. Как моя Ба.
Хотя Ба скорее всадила бы деду железную спицу в сердце, чем
позволила ему обращаться с собой как с побитой собакой.
Я шагнула в сторону от Баринтуса, достаточно далеко, чтобы
его рука отпустила меня, и оказалась одна на тропинке. Гален и Баринтус встали
позади меня, по обеим сторонам, как положено добрым королевским охранникам.
– Кеелин! – сказала я. – Что ты делаешь...
здесь?
Не совсем тот вопрос, который я хотела бы задать. Голос
прозвучал спокойно, разумно, обыкновенно. А хотелось мне закричать. Завопить.
Кел притянул ее к себе, погладил ее волосы, прижал ее лицо к
своей груди. Рука его скользнула по ее плечу, ниже, ниже, взяла в ладонь грудь
и стала ее вертеть.
Кеелин отвернулась, чтобы ее волосы закрыли от меня ее лицо.
Солнце почти село, до темноты оставались минуты, и Кеелин была всего лишь
темной тенью на фоне черноты Кела.
– Кеелин, Кеелин, ответь!
– Она хочет быть придворной, – сказал Кел. –
Мое расположение к ней открывает ей вход на все празднества. – Он притянул
ее ближе к себе, рука скрылась за вырезом платья. – А если она понесет
дитя, она станет принцессой, а ее младенец – наследником трона. И отодвинет
тебя с третьего места в очереди на четвертое, – сказал он голосом ровным и
беглым, запуская руку все дальше и дальше вниз по ее телу.
Я шагнула вперед, приподняла руку:
– Кеелин...
– Мерри, – ответила она, повернув голову на миг, и
голос ее был так же тих и приятен, как всегда.
– Ну-ну, собачка! – одернул ее Кел. – Не
разговаривать. Говорить за нас буду я.
Кеелин замолчала, снова пряча лицо.
Я стояла, и пока Баринтус не тронул меня за плечо, отчего я
вздрогнула, я даже не замечала, что руки сжимаю в кулаки. Меня снова трясло, но
уже не от страха, а от злости.
– Королева наложила на нас на всех запрет, чтобы мы тебе
не говорили. Все равно надо было тебя предупредить, – сказал Гален,
подходя с другой стороны.
Как будто оба ждали, что им придется сейчас хватать меня и
держать, чтобы не наделала глупостей. Но я не собиралась делать глупости –
именно это и было нужно Келу. Он пришел сюда показать Кеелин, разъярить меня, а
за ним стояла Сиобхан, чтобы меня убить. Не сомневаюсь, что он бы состряпал
какое-нибудь объяснение, почему я на него напала и его охраннице пришлось
встать на защиту. Королева еще и не таким его рассказам верила многие годы.
Там, где дело касалось ее, Келу можно было не опасаться. Я смогла сохранить
спокойствие, потому что здесь и сейчас я ничего не могла сделать, кроме как
погибнуть. Что касается Кела, я бы еще могла подумать о драке. Он один из немногих,
против кого бы я применила руку плоти и не мучилась бы потом бессонницей. Но
Сиобхан – это другое дело. Она бы меня убила.
– Давно ли Кеелин с ним? – спросила я.
Кел начал отвечать, но я подняла руку:
– Помолчи, кузен. Я задала этот вопрос Галену.
Кел улыбнулся – вспышка белого в лунной тьме. Странно, но он
промолчал. Я не ожидала этого на самом деле, но я знала, что, если сейчас мне
придется еще раз услышать его голос, я заору, чтобы заглушить его.
– Ответь мне, Гален.
– Почти с твоего отъезда.
У меня в груди свернулся ком, глаза жгло. Вот мое наказание
– наказание за то, что сбежала от Двора. Пусть я даже не сказала ей, что
уезжаю, пусть она ни в чем не виновата, ее наказали, чтобы наказать меня. Кел
держит ее у себя в собачках почти три года, ожидая моего возвращения.
Естественно, получая от этого удовольствие, а если появится ребенок, то тем
лучше. Но не желание получить наследника было причиной выбора Кеелин. Я
поглядела на наглую рожу Кела, и даже при луне она читалась ясно. Кеелин
выбрали ради мести, чтобы меня наказать. А я была за тысячи миль и ничего не
знала.
Кел и тетушка терпеливо ждали, чтобы показать мне этот
сюрприз. Три года мучений Кеелин, и никто мне не сказал. Тетка знала меня
лучше, чем я думала, потому теперь меня будет грызть мысль, что Кеелин страдала
все это время, пока меня не было. А если она мне предложит свободу Кеелин в
обмен на не знаю что, чего она от меня хочет, то вполне может добиться своего.
Мне надо было поговорить с Кеелин наедине.
При всей моей ненависти к Келу я должна была признать: это
был один из очень немногих способов ввести Кеелин в придворный круг. Она была
одной из моих фрейлин, моей компаньонкой. Но положение моего друга и моего
слуги позволило ей увидеть внутреннюю механику Двора. Я знала, что она от всей
души рвется быть принятой в эту темную толчею, рвется настолько, быть может,
что готова терпеть Кела и разозлится на меня, если я положу этому конец. То,
что я считала это ее спасением, не значит, что Кеелин сама того же мнения. Пока
я не узнаю ее истинных чувств, я ничего не смогу сделать.
Наконец рука Кела снова вынырнула наружу. Видеть эту бледную
руку на плече Кеелин, а не глубоко за вырезом ее платья, было легче, чем просто
стоять и смотреть.
– Королева послала меня сопроводить мою прекрасную
кузину в ее личные покои. Вам двоим надлежит направиться в тронный зал.
– Я сам знаю, что мне надлежит, – ответил
Баринтус.
– А как мы можем верить, что ты ей ничего плохого не
сделаешь? – спросил Гален.
– Я? Моей прекрасной кузине?
Кел снова рассмеялся.
– Мы не уйдем.
Голос Баринтуса прозвучал низко и ровно. Надо хорошо знать
этот голос, чтобы услышать в нем нотку гнева.
– Ты тоже боишься, что я причиню ей вред, Баринтус?
– Нет, – ответил Баринтус. – Я боюсь, что она
причинит вред тебе, принц Кел. А для королевы очень много значит жизнь ее
единственного наследника.
Кел смеялся громко и долго. Смеялся, пока слезы не потекли у
него по лицу – или он просто притворился, что смахивает их.
– Так ты боишься, Баринтус, что она попытается
причинить мне вред и я поставлю ее на место?
Баринтус наклонился ко мне и шепнул:
– Ты не можешь себе позволить показать перед Келом
слабость. Я не ожидал, что он нас здесь встретит, – это смелый ход. Если
ты в землях запада обрела какую-нибудь силу, покажи ее сейчас, Мередит.
Я повернулась, посмотрела вверх, ему в лицо. Он был так
близко, что его волосы скользили у меня по щеке; они пахли океаном и чем-то
еще, травянистым и чистым. Я шепнула в ответ:
