– Если я сейчас покажу свою силу, это потом лишит меня
преимущества внезапности.
Его голос был как тихое журчание воды по круглым камешкам.
Он с помощью своей силы закрыл нас, чтобы Кел не подслушал.
– Если Кел потребует, чтобы мы ушли, а мы откажемся,
это нам обернется очень плохо.
– С каких пор стражи королевы повинуются ее сыну?
– С тех пор, как королева так повелела.
Кел обратился к нам:
– Я приказываю тебе, Баринтус, и тебе, Гален, вернуться
к своим заждавшимся вас обязанностям. Мы сами эскортируем мою кузину на
аудиенцию королевы.
– Заставь его бояться тебя, Мередит, – сказал
Баринтус. – Заставь его пожелать, чтобы мы остались. Кел вполне мог иметь
доступ к кольцу матери.
Я уставилась на него. Можно было не спрашивать,
действительно Баринтус считает, что за попыткой убить меня в машине стоит Кел.
Если бы он не верил в такую возможность, он бы не говорил о ней.
– Я вам обоим дал прямой приказ.
Голос Кела взлетел, оседлал поднявшийся ветер.
Этот ветер шелохнул длинные полы плащей, прошелестел в сухой
листве деревьев и краем поля слева. Я повернулась к шепчущим деревьям. Мне
почти ясно слышалось, что шепчет ветер деревьям, как вздыхают деревья о приходе
зимы и долгом предстоящем холоде. Ветер суетился и спешил, рассыпая небольшие
кучки только что сорванных листьев по каменной тропинке вокруг Кела и его
спутниц, обдувал мне колени. Подобрав пригоршню листьев, ветер заиграл ими у
моих ног. Листья пролетали мимо меня, надо мной в налетавших вдруг порывах
осеннего ласкового ветра. Я закрыла глаза и стала вдыхать этот ветер.
Я отошла от стоящих за моей спиной Галена и Баринтуса, на
несколько шагов ближе к Келу, но на самом деле я шла не к нему. Это был зов
этой земли. Она была рада, что я вернулась, и сейчас, как никогда не бывало
раньше, сила этой земли приветствовала меня.
Я развела руки и открылась ночи. Ветер будто не обдувал
меня, а проходил насквозь, как будто я стала кронами над головой, не
препятствием на пути ветра, а частью его самого. Я ощущала движение ночи,
торопливый, поспешный ее пульс. Земля под ногами раскрывалась все ниже и ниже,
до невообразимых глубин, и я ощущала их все и на миг почувствовала, как
поворачивается подо мной планета. Я ощутила ее медленное, величественное
качание вокруг Солнца. Я стояла, упершись ногами твердо, как корнями дерева,
уходящими глубже и глубже в прохладную, живую почву. Ветер веял сквозь меня,
будто меня и не было, и я знала, что могу завернуться в эту ночь и невидимой
пройти среди смертных. Но не со смертными я сейчас имела дело.
С улыбкой я открыла глаза. Гнев, замешательство – все это
исчезло, сдулось ветром, пахнувшим сухими листьями и чем-то пряным, будто я
ощущала аромат чего-то, что наполовину помнила, наполовину мне снилось. Это
была неукрощенная ночь, и неукрощенную магию она могла тебе дать, если ты
способен воспринять ее. Магию земли может вырвать у мира кто-нибудь, у кого
хватит на это сил, но Земля – создание упрямое и терпеть не может, когда ее
используют. За насилие над стихиями приходится платить. Но бывают ночи и даже
дни, когда Земля предлагает себя как женщина, добровольно зовущая любовника в
свои объятия.
Я приняла ее приглашение. Сняв барьеры, я ощутила, как ветер
сдувает меня щепотками, как пыль в ночи, но в каждую оставшуюся пылинку
вливалась сила. Я отдавала себя ночи, и она наполняла меня, земля под ногами
обнимала меня, восходила через подошвы моих ног, как питает она дерево, –
глубоко, спокойно, прохладно.
На миг я засомневалась, хочу ли я сдвинуть ноги с места в
ходьбе, боялась разорвать контакт. Ветер вихрился вокруг меня, сбрасывал волосы
на лицо, нес запах горелой листвы, и я засмеялась. Потом я пошла по каменной
дорожке, и с каждым щелчком моих каблуков шла вместе со мной Земля. Я шла
сквозь ночь, будто плыла, плыла в потоках силы. Улыбаясь, я шла к своему
кузену.
Сиобхан встала перед ним. Паутинные волосы исчезли под
непроглядной чернотой шлема. Только белые руки виднелись как плавающие в
темноте привидения. Одним прикосновением этой бледной кожи она могла бы убить
меня или ранить.
Баринтус догнал меня сзади. Не видя, я знала, что он
протягивает ко мне руку, – я ощущала, как он двигается у меня за спиной
сквозь толщу силы. Я почти видела его, будто у меня была еще одна пара глаз.
Вся магия, которой я до того владела, всегда бывала очень личной. Эта личной не
была. Я ощущала, до чего я крошечная, до чего необъятен мир, но это не было
ощущением одиночества. В этот момент я ощущала, что я сливаюсь с ним в нечто
целое. Я желанна ему.
Баринтус уронил руку, не коснувшись меня. Голос его шелестел
и журчал, как вода по песку.
– Если бы я знал, что ты на это способна, я бы не стал
за тебя бояться.
Я засмеялась – свободно, радостно. И открылась сильнее, как
распахивается дверь. Нет, как если бы дверь, стена, на которую она навешена, и
сам дом влились бы в эту силу.
Баринтус резко выдохнул.
– Во имя благодати Земли, Мерри, что это было?
Никогда он не называл меня уменьшительным именем.
– Слияние, – шепнула я.
Гален подошел к нам, и сила для него открылась без малейшей
мысли с моей стороны. Мы втроем стояли, наполненные ночью. Это была щедрая
сила, веселая, доброжелательная сущность.
Сила пошла от меня наружу, а может, это я пошла вперед
сквозь что-то, что всегда было, но сегодня я это ощущала. Сиобхан шагнула
вперед, и сила не наполнила ее. Отвергла. Магия Сиобхан была оскорблением для
Земли и медленного цикла жизни, потому что Сиобхан крала эту жизнь, приносила
смерть на чей-то порог до того, как пришло время. Впервые в жизни я поняла, что
Сиобхан вне этого цикла: она принадлежит смерти, и пусть она все еще движется,
будто живет, но Земля не знает ее.
Сила вполне признала бы Кела, но он с первого прикосновения
решил, что это моя работа, и загородился от нее. Я ощутила, как рухнули на
место его щиты, отгораживая его метафизической стеной, оставляя в безопасности
и неспособности слиться с предложенной благодатью.
Но Кеелин от нее не закрылась. Может быть, у нее не было
щитов, достаточных, чтобы построить стены, а может быть, не пожелала закрыться.
Но я ощутила ее среди силы, ощутила ее открытость и услышала ее голос во
вздохе, слившемся с ветром.
Кеелин пошла ко мне, широко разведя все четыре руки,
приветствуя ночь.
Кел дернул ее за поводок. Она споткнулась, и я
почувствовала, как сокрушен ее дух.
Я протянула к ней руку, и сила, хотя и не подчинявшаяся мне,
пролилась наружу, окружая Кеелин. Она оттолкнула Кела, как отталкивает вода
камень на стрежне, нечто такое, что надо обойти и забыть. От этого толчка он
отшатнулся назад, выпустив поводок. Бледное лицо запрокинулось к восходящей
луне, и на нем выразился чистейший ужас.
