– Не каблуки мешали тебе идти ровно по камням,
принцесса, – зло сказал он.
– Мне разрешено носить оружие.
– Внутри холма пистолеты запрещены.
– С каких пор?
– С тех пор, как ты убила из него Бледдина.
Мы остановились на миг, глядя друг на друга, потом я
попыталась отодвинуться, но его рука сомкнулась у меня на запястье.
Шаги приближались, и Дойл дернул меня так, что я потеряла
равновесие и упала на него. Одной рукой он прижал меня к себе, открыл рот
что-то сказать, но шаги свернули к нам.
Мы остались стоять на виду – Дойл прижимает меня к себе
рукой, другой держит за руку. Выглядело как остановленная драка – или начало драки.
Двое вышедших из-за угла мужчин разошлись так, чтобы видеть
как можно большее пространство коридора, оставив место для схватки.
Я глядела в лицо Дойла, стараясь вложить во взгляд просьбу.
Я просила его не говорить об этом пистолете и не отбирать его.
Он приложил рот к моей щеке и шепнул:
– Он тебе не понадобится.
Я глянула на него:
– Ты можешь мне в этом поклясться?
Гнев стянул ему челюсти, загудел в мышцах рук.
– Я не стану давать свое слово по поводу капризов
королевы.
– Тогда оставь мне пистолет, – шепнула я.
Он встал между мной и другими стражниками, все еще не
отпуская мою руку. Зрителям был виден только его развевающийся плащ.
– В чем дело, Дойл? – спросил один из них.
– Ни в чем, – сказал он.
Но завел мне руку за спину так, чтобы взять оба запястья
одной рукой. Руки у него были не такие большие, и такая хватка означала, что у
меня запястья вдавятся одно в другое и останутся синяки. Я бы отбивалась
сильнее, если бы думала, что смогу вырваться, но даже если я сбегу от Дойла,
пистолет он видел. Мне тут уже ничего не сделать, так что я не стала
отбиваться. Но довольна не была.
Дойл другой рукой поднял меня и посадил на землю. Если не
считать того, что он при этом держал меня за руки, то вполне бережно. Он
присел, закрывая меня плащом от зрителей. Когда его рука пошла вниз по моей
ноге, к пистолету, я подумала было лягнуть его, сопротивляясь, но в этом не
было смысла. Он без усилий мог раздавить мне руки. Пистолет я еще, быть может,
получу обратно, а с поломанными руками уже никаких вариантов не будет.
Дойл вытащил пистолет из кобуры. Я спокойно сидела и ему не
мешала. Пусть себе крутит меня как хочет. Только глаза у меня не были спокойны
– я не могла скрыть злости. Нет, я хотела, чтобы он ее видел.
Он отпустил меня и сунул пистолет сзади себе за пояс, хотя
штаны у него тесные, вряд ли это было удобно. Я мстительно пожелала, чтобы
пистолет вдавился до крови.
Дойл взял меня за руку, помогая встать. Потом повернулся,
развевая плащ, чтобы представить меня другим стражникам, и при этом держал меня
за руку, будто хотел торжественно свести вниз по длинной мраморной лестнице.
Довольно странный жест для этого серого холла и того, что сейчас произошло. Я
поняла, что Дойлу не по себе то ли от наличия пистолета, то ли от своего
решения его отобрать. А может, он волновался, нет ли у меня еще одного. Ему
было не по себе, и он старался это скрыть.
– Небольшой спор, ничего страшного, – ответил
Дойл.
– О чем был спор?
Голос принадлежал Холоду, заместителю Дойла. Если не считать
общего высокого роста, внешне они были друг другу полной противоположностью.
Волосы, спадавшие блестящим занавесом до ног Холода, были серебристыми,
блестящий серебристый металл, как новогодняя канитель. Кожа белая, как у меня.
Глаза тускло-серые, как зимнее небо перед метелью. Лицо с резкими чертами,
красивое надменной красотой. Плечи чуть шире чем у Дойла, но в остальном они
были очень похожи – и очень непохожи.
Холод был одет в серебристую приталенную безрукавку до колен
под цвет серебристым штанам, заправленным в серебристые же сапоги. Пояс на талии
тоже был серебристым, усыпанным жемчужинами и алмазами. Ему соответствовало
тяжелое ожерелье, украшавшее грудь. Он сверкал, будто вырезанный из цельного
куска серебра, более похожий на статую, чем на мужчину. Но меч на боку с
серебряно-костяной рукояткой был более чем реален, и хоть виден был только он,
еще какое-то оружие наверняка имелось, потому что это был Холод. Королева
называла его своим Убийственным Холодом. Если у него и было другое имя, я его
не знала. При нем не было никакого магического или заговоренного оружия – для
Холода это было почти как выйти безоружным.
Он смотрел на меня своими серыми глазами с явным
подозрением.
Я обрела голос – что угодно, лишь бы прервать молчание.
Отвлечь – вот что необходимо. Отпустив руку Дойла, я шагнула вперед. Холод был
тщеславен относительно своей внешности и одежды.
– Холод, что за смелый вызов моде!
Голос прозвучал сильно, с интонацией между заигрыванием и
насмешкой.
Его пальцы дернулись к подолу туники раньше, чем он успел
себя сдержать. И он нахмурился.
– Принцесса Мередит, видеть тебя – все такое же
удовольствие.
Небольшое изменение интонации сделало эти слова
насмешливыми.
Я не обратила внимания. Он не поинтересовался, что скрывает
Дойл. Это и все, чего я хотела добиться.
– А я? – спросил Рис.
Я повернулась к третьему из своих любимых стражников. Ему я
не доверяла так, как Баринтусу или Галену. Ощущалась в нем какая-то слабина,
чувство, что он не станет умирать ради твоей чести, но в остальном можно на
него положиться.
Он завернул пелерину и водопад белых волнистых волос через
руку, и мне открылся потрясный вид на его тело. Ему до шести не хватало доброй
половины фута – коротышка для стражника. Насколько мне известно, он был
чистокровный придворный – просто оказался низкорослым. Тело его было облечено в
комбинезон настолько прилегающий, что под ним явно ничего не было. Ткань
комбинезона была вышита белым по белому, и вышивка заканчивалась вокруг ворота
и нешироких раструбов рукавов, окружая вырез на животе, открывающий булыжники
мышц – как у женщин вырез на груди открывает ложбинку.
Рис опустил пелерину и волосы и улыбнулся мне своим луком
амура. Губы вполне уместно смотрелись на круглом красивом мальчишеском лице с
одним светлым глазом. В нем светились три круга синевы: васильковый вокруг
зрачка, небесный, потом кольцо зимнего неба. Второй глаз был навеки закрыт
неразберихой шрамов. Следы от когтей покрыли верхнюю правую четверть лица. Один
из следов шел отдельно от остальных, поперек безупречной кожи лба справа к
переносице и ниже, по левой щеке. Рис дюжину раз мне рассказывал, как он
потерял глаз, и всякий раз по-разному. Великие битвы, великаны, кажется, еще
одного-двух драконов я тоже припомнила. Наверное, это шрамы заставляют его так
усердно трудиться над телом. При небольшом росте каждый дюйм его тела –
сплошные мышцы.
