Смертный остановился, нахмурился, потому улыбка вернулась,
но неуверенная.
– Я не думаю, чтобы он понял значение слова
"хозяйство", – сказана Анданс.
Я поглядела на нее:
– Ты никогда не выбирала их за интеллект, –
ответила я.
– Никто не разговаривает с собачками, Мередит. Тебе бы
уж полагалось это знать.
– Если бы я заводила себе собачку, взяла бы настоящую.
Это вот, – я показала на юнца, – слишком хлопотно.
Он стоял, хмурясь, глядя на нас по очереди, явно не слишком
радостный и сильно сбитый с толку. Андаис нарушила одно из моих кардинальных
правил насчет секса. Как ни предохраняйся, всегда есть возможность
забеременеть. В конце концов, секс для того и существует. Поэтому ненарушимый
запрет: никогда не спи с тем, кто злобен, глуп или уродлив, потому что все они
могут оказаться способны к размножению. Блондинчик был красив, но не настолько,
чтобы это компенсировало дурацкое недоумение на хмуром лице.
– Иди с Эймоном, помоги ему одеться к пиру, –
велела Андаис.
– Можно ли мне пойти сегодня на бал, миледи? –
спросил он.
– Нет, – ответила она и повернулась снова ко мне,
будто он перестал существовать.
Он снова посмотрел на меня, теперь с угрюмой злостью. Он
знал, что я его оскорбила, но не мог понять, как и чем. От этого взгляда я поежилась.
При Дворе найдется много народу куда менее смазливого, кого бы я предпочла
этому "песику".
– Ты не одобряешь, – сказала Андаис.
– Наглостью было бы с моей стороны одобрять или не
одобрять действия моей королевы.
Она рассмеялась:
– Снова в своем стиле! Говоришь именно то, что
полагается говорить, но при этом умудряешься, чтобы это звучало оскорбительно.
– Прости меня, – произнесла я и попыталась снова
упасть на колено.
Она остановила меня рукой.
– Не надо, Мередит, не надо. Эта ночь не продлится вечно,
а остановилась ты в отеле. Так что у нас не слишком много времени. – Она
убрала руку, не делая мне больно. – И уж точно у нас нет времени на игры,
как ты считаешь?
Я посмотрела на нее, внимательно вглядываясь в улыбающееся
лицо и пытаясь решить, насколько она искренне говорит и не ставит ли мне
ловушку. Наконец я ответила:
– Если ты желаешь играть в игры, моя королева, то для
меня честь в них участвовать. Если же нам следует сделать какое-то дело, то для
меня честью будет участвовать в нем, тетя Андаис.
Она снова засмеялась:
– Умница девочка! Напомнила мне, что ты моя племянница,
кровное родство. Боишься моего настроения, не доверяешь ему и потому
напоминаешь, что ты для меня значишь. Очень правильно.
Здесь я не услышала вопроса и ничего не ответила, потому что
была она абсолютно права.
Глядела она на меня, но произнесла:
– Холод!
Он подошел, склонив голову:
– Слушаю, моя королева.
– Пойди к себе и переоденься в то, что я сделала для
тебя на этот вечер.
Он упал на колено.
– Эти вещи... не подходят мне по размеру, моя королева.
Видно было, как свет погас у нее в глазах, оставив лишь
холод и пустоту белого зимнего неба.
– Нет, – сказала она, – подходят. Они в
буквальном смысле слова на тебя шиты. – Она зачерпнула горсть серебристых
волос и вздернула его голову, чтобы посмотреть в глаза. – Почему ты их не
надел?
Он облизал губы.
– Моя королева, мне показалось, что они мне неудобны.
Она склонила голову набок, как ворона перед повешенным,
разглядывая глаз перед тем, как его выклевать.
– Неудобны, неудобны. Ты слышишь, Мередит? Он находит
вещи, которые я для него сделала, неудобными.
Она закинула ему голову назад с такой силой, что шея
вытянулась в линию. Видно было, как пляшет под кожей пульс.
– Я слышу тебя, тетя Андаис, – сказала я как можно
более нейтральным голосом, пустым и невыразительным, как новенький пенни.
Кому-то сейчас будет больно, и я не хотела, чтобы мне. Холод оказался дураком.
Я бы на его месте надела эту одежду.
– Как ты думаешь, что нам следует сделать с нашим
непослушным Холодом? – спросила она.
– Велеть ему пойти и переодеться в эту одежду, –
ответила я.
Она еще оттянула ему голову назад, пока позвоночник не
прогнулся. Я знала, что еще чуть-чуть – и шея хрустнет.
– Вряд ли это достаточное наказание, племянница. Он
ослушался моего прямого приказа. Это недопустимо.
Я попыталась придумать что-нибудь, что Андаис понравится, но
будет не слишком больно для Холода. Но в голове было пусто. Никогда я не умела
играть в эту игру... но тут мне пришла мысль.
– Ты сказала, что мы больше не будем играть в игры
сегодня, тетя Андаис. Ночь коротка.
Она выпустила Холода так резко, что он хлопнулся на
четвереньки и остался стоять на коленях со склоненной головой, и волосы
скрывали его лицо своевременным занавесом.
– Да, я сказала, – произнесла Андаис. – Дойл!
Дойл подошел с поклоном:
– Да, миледи?
Она посмотрела на него, и взгляда хватило. Он рухнул на
колено. Плащ обливал его, как черная вода. Дойл стоял рядом с Холодом на
коленях почти вплотную.
Она положила руки на головы обоим, на этот раз легким
прикосновением.
– Какая красивая пара, тебе не кажется?
– Да, – ответила я.
– Что да?
– Да, они действительно красивая пара, тетя Андаис.
Она кивнула, будто удовлетворенная.
– Я даю тебе поручение, Дойл, отвести Холода к нему в
комнату и проследить, чтобы он надел то, что я для него сшила. В этой одежде и
приведи его на пир либо отправь к Езекиалу на пытку.
– Как пожелает повелительница, так поступаю я.
Дойл встал, увлекая за собой Холода. Они оба двинулись к
дверям, склонив головы. Дойл метнул на меня взгляд, уходя. Может быть,
извинялся за то, что оставил меня с нею, или предупреждал о чем-то. Я не смогла
понять. Но он вышел, унося с собой мой пистолет за поясом. Я бы предпочла,
чтобы пистолет остался у меня.
Рис вошел и встал у двери, будто там был его пост. Андаис
смотрела за его передвижением, как кошка наблюдает за птицами, но сказала очень
мягко:
– Подожди за дверью, Рис. Я хочу говорить со своей
племянницей наедине.
На его лице выразилось удивление. Он глянул на меня, и
выражение лица было почти такое, будто он спрашивал моего разрешения.
