– Я весьма и весьма оценила этот подарок, –
осторожно произнесла я и сама услышала, как неискренне это прозвучало.
Она либо не услышала, либо не стала обращать внимания.
– Гален и Баринтус говорили мне, что кольцо оживает у
тебя на руке. Это мне куда приятнее, чем ты думаешь, Мередит.
– Почему? – спросила я.
– Потому что, если бы кольцо осталось на твоей руке
неизменным, это бы значило, что ты бесплодна. Оно оживает – это знак того, что
ты способна принести дитя.
– А почему оно реагирует на всех, кого я касаюсь?
– На кого оно еще реагировало, кроме Галена и
Баринтуса? – спросила она.
– На Дойла, на Холода.
– Не на Риса? – спросила она.
– Нет.
– Ты касалась серебром его кожи?
Я хотела сказать, что да, потом подумала.
– Кажется, нет. Кажется, только через одежду.
– Должна быть голая кожа, – сказала Андаис. –
Даже тонкая ткань может помешать.
Она наклонилась вперед, положив руки на столешницу, взяла
снятую с доски ладью и стала вертеть ее в руках. Про любого другого я бы сказала:
нервничает.
– Я сниму ограничение целибата с моей стражи.
– Миледи! – сказала я с придыханием, потому что
эта новость застала меня на вдохе. – Это чудесная новость.
Можно было подобрать и другие эпитеты, но я выбрала
"чудесная". Никогда не надо выражать чрезмерного удовольствия перед
королевой. Хотя про себя я подумала, почему она мне первой об этом сообщает.
– Запрет будет снят для тебя и только для тебя,
Мередит.
Она рассматривала шахматную фигурку, не поднимая на меня
глаз.
– Прошу прощения, миледи?
Я даже не пыталась скрыть, насколько я потрясена.
Она подняла лицо ко мне.
– Я хочу продолжения нашей крови, Мередит. Кольцо
реагирует лишь на тех стражей, которые способны зачать дитя. Если кольцо
остается спокойным, незачем на них отвлекаться. Но если реагирует, с этими ты
можешь спать. Я хочу, чтобы ты выбрала себе из стражи нескольких, с кем будешь
спать. Мне на самом деле все равно, кто это будет, но через три года я хочу
иметь от тебя дитя, дитя нашей крови.
Она резко, со скребущим звуком поставила фигурку на стол и
посмотрела мне прямо в глаза.
Я облизала губы и подумала, как бы спросить повежливее.
– Это более чем щедрое предложение, моя королева, но
когда ты говоришь "нескольких", что это означает точно?
– Более двух; можешь выбирать три или больше за раз.
Я несколько секунд помолчала, потому что мне опять нужно
было кое-что узнать и не быть при этом грубой.
– Три за раз – в каком смысле, миледи?
Она досадливо поморщилась:
– Ох, сиськами Дану клянусь! Да спрашивай напрямую,
Мередит.
– Хорошо, – сказала я. – Когда ты говоришь о
трех или больше одновременно, ты имеешь в виду действительно с тремя в одной
кровати или просто иметь роман с тремя одновременно?
– Понимай так, как тебе хочется, – сказала
она. – Тащи их в свою кровать по одному или всех сразу, сколько выдержишь.
– Почему их должно быть три или больше сразу?
– Такая ли ужасная перспектива – выбирать среди самых
красивых мужчин в мире? Понести от них дитя и продолжить наш род? Что тут
такого страшного?
Я посмотрела на нее, пытаясь понять, что там, за этим
красивым лицом, и не поняла.
– Я очень рада, что с этих мужчин снимут обет
целомудрия, но, тетенька, милая, не делай меня для них единственным выходом.
Умоляю тебя, не надо. Они налетят друг на друга как голодные волки – не потому,
что я такой уж приз, а потому что кто угодно лучше, чем совсем никто.
– Вот почему я настаиваю, чтобы ты спала более чем с
одним за раз. Ты должна переспать с большинством из них, прежде чем сделаешь
свой выбор. Так у них всех будет чувство, что им был предоставлен шанс. Иначе
ты окажешься права. Будут дуэли, после которых не останется уцелевших. Пусть
они лучше соблазняют тебя, чем убивают друг друга.
– Я люблю секс, моя королева, и у меня нет
предрассудков насчет моногамии, но среди твоей стражи есть такие, с кем я не
могу мирно слова сказать, а секс – это следующий этап после вежливой болтовни.
– Я сделаю тебя своей наследницей, – произнесла
она очень тихо.
Я уставилась в это непроницаемое лицо. Не могла поверить в
то, что услышала.
– Ты не могла бы повторить это еще раз, моя королева?
– Я сделаю тебя своей наследницей.
У меня глаза полезли на лоб.
– А что думает об этом мой кузен Кел?
– Тот из вас, кто первый подарит мне дитя, наследует
мой трон. Это подсластит тебе пилюлю?
Я встала – слишком резко, – и табуретка со стуком упала
на пол. Долгие секунды я смотрела на нее, не в силах вымолвить слова. Что
сказать, я не знала, потому что все это казалось нереальным.
– Позволено ли мне будет смиренно заметить, тетя
Андаис, что я – смертная, а ты – нет. Ты переживешь меня на века. Даже если я
понесу ребенка, трона мне не видать никогда.
– Я отрекусь от престола.
Теперь я знала, что она со мной играет.
– Когда-то ты говорила моему отцу, что быть королевой –
это вся твоя жизнь. Что никого и ничего ты не любишь сильнее.
– Ну-ну, у тебя долгая память на подслушанные
разговоры.
– Ты всегда говорила в моем присутствии, не стесняясь,
тетя, как при собаке. Ты чуть не утопила меня, когда мне было шесть. Теперь ты
говоришь, что уступишь мне трон. Что же в стране благословенных могло так
изменить твои намерения?
– Ты помнишь, что Эссус мне тогда ответил? –
спросила она.
Я покачала головой:
– Нет, королева.
– Эссус сказал: "Пусть даже Мерри никогда не
займет трон, она больше будет королевой, чем Кел когда-нибудь – королем".
– Ты ударила его в ту ночь, – сказала я. – Я
не запомнила почему.
– Вот поэтому, – кивнула Андаис.
– Значит, ты недовольна своим сыном.
– Это мое дело.
– Если ты позволяешь мне подняться до сонаследницы
вместе с Келом, тогда это становится моим делом.
У меня в сумочке лежала та запонка из машины. Я подумала, не
показать ли ее королеве, но не стала. Андаис веками в упор не хотела видеть,
что такое Кел и на что он способен. Обвинять Кела при королеве – бесполезный
риск. Кроме того, запонка могла принадлежать любому из стражей, хотя я
представить себе не могла, зачем бы, как не по наущению Кела, кто-нибудь из них
хотел бы моей смерти.
