– Скомпрометирова-ал?! – сдвинула широкие кустистые брови мама Мума и полезла выкапывать Лелигриэля из-под самого низа. Добравшись до эльфа и выдернув его, как пробку из бутылки, она уверенно поставила мыльного красавчика перед собой, приподняв за шиворот, осмотрела и ласково спросила: – Жениться будем или как?
– На ком? – обалдев, пискнул эльф, не сводя ошарашенных глаз с Мумы.
Мума взяла длительную паузу и после приняла соломоново решение:
– Сначала на девушке…
Ой, не надо! Я исправлюсь!!! Честное слово, исправлюсь! Все что угодно: хоть гарем, хоть изнуряющие путешествия на болотах, даже согласна на тюрьму и пытки – только не эльф!
– Леле, – подсказал скалящийся Мыр.
Я зашипела, ностальгически пожалев о дамских туфлях на высоких тонких шпильках.
– …Леле, – согласилась трактирщица. – А потом, спустя какое-то время, на моей дочери, – продолжила заботливая мать. – Или можно сначала на моей дочери, а потом на Леле. Выбирай сам.
– А другой выбор есть? – безнадежно поинтересовался блондин, мрачно созерцая лужи под ногами. – Огласите весь список, пожалуйста.
– Есть-есть! – еще ласковей уверила его мама Мума. – «Или как» называется! Но очень, скажу я тебе, невыгодный выбор.
– Почему? – не хватило мозгов промолчать у несчастного, мокрого, полузадушенного эльфа.
– Потому что от меня еще целым никто не уходил! – показала Мума внушительный набор зубов и поиграла мускулами. – А за родную кровь я тебя, паршивец, в лепешку раскатаю и без соли съем!
– Не надо! – оценил грядущую перспективу Лелигриэль. – Я согласен на вашу дочь, только избавьте меня от Лели!
– Ах так! – высказала я свою точку зрения, с трудом сдерживая рвущийся наружу хохот. – Не очень-то и хотелось!
– Че? – заинтересованно влез тролль, растаскивая в стороны Магриэля и Болисиэля.
– А то не знаешь? – сердито сказал брюнет, стараясь привести в порядок свой внешний вид. – Это ж не девушка – стихийное бедствие. Лучше киньте в жерло вулкана, чем с ней рядом!
– Какие вы все добрые! – надулась я. – Вот что я вам сделала? Сами вытащили сюда и теперь жалуетесь!
– Мы не жалуемся! – эмоционально вступил в разговор шатен. – Мы страдаем и терпим! – Слезно обратился к маме Муме: – Пожалуйста, мадам, прошу вас! Умоляю! Наш эльфийский Дом весьма уважаем и широко известен в определенных кругах. Не заставляйте приводить туда этот симпатичный ураган с ужасающей силой разрушения. Наш Дом существует около семи тысяч лет, но приезд Лели не переживет, клянусь!
Орчанка сосредоточенно выслушала мнения и просьбы, окинула меня с ног до головы цепким профессиональным взглядом и удивленно высказалась:
– Странно… а с виду такая миленькая и хрупкая.
– Мама! – влезла Лума. – Я этого эльфа не хочу! Он дохленький и непрезентабельный!
– Что?! – вылезли глаза на лоб у несостоявшегося жениха. – Какой?..
– Ты не комильфо. – Я радостно донесла идею в массы. – Фасоном для Лумы не вышел. Дохленький, она говорит.
– Да я! Я! – напыжился Лелигриэль.
– Заткнись, идиот! – заорал брат. – Или выйдешь отсюда окольцованным!
– Доченька, – проигнорировала родственную перепалку заботливая Мума, – ты точно не хочешь за него замуж?
– Точно-точно! – закивала головой Лума и, решив, что проблема исчерпана, доблестно принялась за уборку помещения.
– Ну как знаешь, птичка моя… Насильно мил не будешь, – смирилась мама и небрежно выпустила блондина из своей карающей десницы. – Свободен!
Раздался дружный вздох облегчения, и эльфы поспешили ретироваться восвояси во избежание новых матримониальных проблем. Только Лелигриэль всю дорогу обиженно бубнил под нос о всяких разборчивых кралях, ничего не смыслящих в аристократической эльфийской внешности. Его бубнеж частенько прерывался, затыкаемый ладонью брата и увещеваниями Магриэля.
Проводив глазами удалившихся эльфов, Мума пожала широкими плечами и обратилась к Мыру:
– Уводи своих бандитов отсюда, в бане надо как следует прибраться. Ужин подам в комнаты. И будь любезен, проследи, чтоб погромов больше не было. Мне на сегодня уже хватило за глаза.
Тролль сграбастал меня в охапку, бдительно предупредив:
– Молчи! – И заверил трактирщицу: – Прослежу! Не сумлевайся!
Мума хихикнула и энергично взялась за уборку. А меня понесли вверх по боковой деревянной лестнице, в обход общего зала.
И слава богу! Мне еще всем посетителям недоставало продемонстрировать особенности своей анатомии! Как же у него на руках удобно! Как дома! Век бы не слазила! Интересно, а он согласился бы меня так долго носить на руках? Мечты…
Пока я млела и наслаждалась, меня донесли до комнаты и аккуратно сгрузили на кровать со словами:
– Ты тута не балуй! Щас возвернусь со жратвой.
Баловать я не собиралась, поэтому с энтузиазмом покачала головой в знак согласия и заверила:
– Буду сидеть тихо как мышь.
– Хто? – поднял он брови. – Грызун? Тихо? Смеесся?..
– Почему? – опешила я от такой постановки вопроса.
– Оне ж усегда хрупают! – с полной убежденностью заявил Мыр, лукаво сверкнув глазами.
Я заподозрила, что надо мной издеваются или, в лучшем случае, подшучивают.
Да кто же ты? Почему так упорно маскируешься под неотесанного деревенщину без малейшего проблеска интеллекта? От кого бы мне узнать твою тайну?
– Мыр, – проникновенно начала я, – согласна посидеть тихо, молча… и даже поголодать. Нос из комнаты до особого распоряжения не высуну, если ты скажешь мне – кто ты такой на самом деле.
Тролль мгновенно напустил на себя вид деревенского дурачка, нарисовав на лице (язык не поворачивался назвать его лицо «мордой») глупейшее выражение и убрав из глаз малейший проблеск мысли.
М-дя, из серии: «Хотел я собраться с мыслями. Ни одна мысль на собрание не пришла…»
– Леший с тобой! Тролль я! – заверил он поспешно.
Я, прекрасно понимая, что правды тролль не скажет и откровенничать не будет, отвернулась от него, пряча глубокое огорчение.
– Че те не хватат? – тут же пошел он на попятный, видя мою реакцию. – Че ты хочешь?
Повернувшись к нему, я задумчиво выдала:
– «Стану царем – первым делом… так, что первым делом? А, пианину! А то что это за жизнь, без пианины?»
[14]
Ответом мне была громко хлопнувшая дверь и осыпавшаяся штукатурка. Окончательно расстроившись, я полезла в баул у кровати в поисках чистой одежды. Найдя требуемое, я наткнулась на свою сумочку, бережно обернутую чистой тканью и обложенную другими вещами.