— Ты потрясающая женщина, — хрипло сказал он.
— Я хотела доставить тебе удовольствие, — спокойно ответила она.
Однако на самом деле она чувствовала что угодно, только не покой. Санто будил в ней такие эмоции, о существовании которых она даже не подозревала, позволял ей чувствовать себя прекрасной и нужной. С ним она была словно в другом мире, где только чувства имели значение, и даже то, что он использовал ее, было не так важно.
Когда он уснул, она обняла его, положив голову ему на плечо и вдыхая его запах. Ощущение его кожи заставляло ее хотеть провести пальцами по всему телу, снова чувствуя его восхитительную твердость. Она хотела быть с ним всегда. Это была такая безумная, невозможная мысль, что ей на глаза навернулись слезы, и, когда она заснула, ей приснилось, что они с Санто идут по краю скалы, который обваливается у них под ногами. Ей удалось ухватиться за куст, который почему-то не последовал за скалой, но Санто разбился. Она поняла, что ее подсознание начало готовиться к тому, что однажды между ними все будет кончено.
Проснувшись, она обнаружила Хлою, влезшую между ними.
— Дедушка мне нравится, — заявила она, он смешной. Что мы будем делать сегодня, папа? Дедушка сказал, он поплавает со мной. Старые люди умеют плавать, папа?
Санто снисходительно улыбнулся:
— Конечно. Мой отец был одним из лучших пловцов Италии. Он научил меня плавать. Но вообще-то я хотел показать Пенни кое-что еще и надеялся, что ты пойдешь с нами.
В глазах Хлои сверкнули слезы.
— Но, папочка, я хочу остаться здесь и плавать. Я не люблю старые дома.
— Я поговорю с твоим дедушкой, — пообещал он.
— Не уверена, что оставлять ее здесь правильно, — сказала Пенни, когда Хлоя убежала. — Твой отец хорошо плавал в свое время, но сможет ли он приглядеть за Хлоей? А если что-то случится? Он ведь уже не такой быстрый. И не покажется ли ему странным, если я пойду с тобой?
— Мне тоже неспокойно, но я не хочу портить Хлое удовольствие. Я поговорю с ним.
В конце концов было решено, что синьора Моретти, домработница, позовет свою дочь, у которой был ребенок возраста Хлои. Санто и Пенни дождались их, чтобы удостовериться, что Хлоя будет в надежных руках. И все-таки Пенни чувствовала себя неуютно. У нее было ощущение, что она плохо делает свою работу, хотя у Санто, судя по всему, таких мыслей не было.
— С ней ничего не случится: итальянцы любят детей и относятся к ним, как к своим собственным.
Всю дорогу к Риму они молчали. У Пенни начинала складываться картина жизни Санто: отец, отделившийся от семьи, и брат, до слез завидовавший успеху Санто. Теперь было понятно, почему Санто так закрылся в себе и с трудом сходился с Хлоей. В его семье не было любви, даже жена оставила его. Пенни не знала, какой была его мать, но ей казалось, что она тоже старалась подавить в себе любовь, выбитую из нее мужем, запугивавшим ее. Пенни было жаль Санто. Он не нуждался в сочувствии, сделав из себя жесткого трудоголика, просто отбрасывавшего все несчастливые мысли прочь. Он пришел бы в ужас, узнав, что она хотела бы провести с ним всю жизнь, компенсируя этот недостаток любви.
— Сначала посмотрим достопримечательности, потом пройдемся по магазинам, — сказал Санто, паркуясь.
— Магазины? — переспросила Пенни.
— Разве не все женщины любят магазины? Здесь есть все: Версаче, Валентино, Армани.
— И стоит куда больше, чем я могу себе позволить, — заметила она. — Хотя от того, что я просто посмотрю, вреда не будет.
Она не заметила любопытный взгляд, который он бросил на нее, и, напевая, двинулась за ним к площади Святого Петра. Оказалось, что Санто заказал индивидуальную экскурсию. Гид рассказал им, что музеи Ватикана изначально создавались только для папы, что здесь две тысячи комнат общей протяженностью девять миль и что на осмотр всех экспонатов уйдет двенадцать лет. Пенни задохнулась, и гид рассмеялся.
— Не волнуйтесь, сегодня мы осмотрим только самые выдающиеся.
Интерьеры, картины, статуи, богатство стилей глубоко поразили Пенни и лишили дара речи. Она пожалела, что у нее нет с собой фотоаппарата. Сикстинская капелла ошеломила ее. Одно дело было смотреть о ней фильмы, совсем другое — видеть ее собственными глазами. В самой базилике было столько мрамора и она была так огромна, что ее было трудно охватить взглядом.
— Утверждают, что она построена над гробницей святого Петра, — сказал гид. — Это самая большая католическая церковь в мире.
Пенни чувствовала себя крошечной и, глядя вверх, взяла Санто за руку, словно это могло придать ей уверенности.
— Тебе нравится? — мягко спросил он.
— Я чувствую себя совершенно незначительной, — ответила она. — Не думала, что она будет такой большой и прекрасной.
Выйдя наружу, они пересекли теперь полную людей площадь и нашли тихое кафе в переулке, перекусили и отправились по магазинам, на Виа Кондотти, где находилось большинство бутиков. Санто настоял на том, чтобы они вошли в один из них, где она перемерила кучу платьев, юбок и топов специально для него.
— Так что ты возьмешь? — спросил он наконец.
Он наверняка шутил, вещи стоили неимоверно дорого.
— Если бы я могла себе позволить, что, конечно, не так, — сказала она, — я бы взяла черное коктейльное платье, желто-коричневую юбку и еще голубую и еще вон тот восхитительный кружевной топ. О, и, может быть, тот облегающий розовый костюм.
Она не заметила жест, который сделал Санто в сторону продавщицы, и остолбенела, выйдя из примерочной и увидев, что все ею названное упаковано и готово к выносу.
— Санто, ты не можешь! — воскликнула она. — Я думала, мы просто дурачились!
— Я не дурачусь, — сказал он.
Его щедрость обеспокоила ее, и всю дорогу домой она отчитывала Санто за мотовство.
— Ты не должен был так делать, это неправильно!
— Разве ты их не хотела? — спросил он.
— Они чудесные, но…
— Тогда тема закрыта, — тихо сказал он.
Идеальный день, подумала Пенни. Она увидела столько исторически значимых вещей, столько богатства и красоты, что до сих пор не могла прийти в себя, и, поднимаясь по лестнице с покупками, она не могла не улыбаться.
Санто думал, что день, проведенный с Пенни, ее восторг, когда она примеряла один наряд за другим, излечит его от депрессии, но он ошибся. Как только он переступил порог отцовского дома, депрессия вернулась, грозовым облаком повиснув над его головой. Он надеялся, даже молился, что его отец смягчился с годами, что он будет рад видеть его. Но сердце старика не смягчилось, он остался таким же угнетателем. По крайней мере, он не навредил Хлое, был даже рад ей. Он отнесся к ней с любовью и привязанностью, которые должны были понравиться Санто, и в какой-то степени так и было. Но Санто знал, что внутри его отец не изменился: он все еще наслаждался ссорами и властью над другими людьми. Интересно, что отец думает о его успешной карьере? Пенни была права: скорее всего, он знал, Витторио сказал бы ему, но он ни разу не намекнул, что знает, а Санто не хотел сам начинать разговор. Ирония заключалась в том, что за свой успех он должен был благодарить отца: если бы он не ушел из дома, не столкнулся с необходимостью обеспечивать себя своими силами, сейчас он не был бы тем, кем стал. Все это заставляло Санто дорожить дочерью, как никогда раньше. Он любил ее так, что это причиняло боль. Он никогда не обойдется с ней плохо, он будет холить и лелеять ее до конца своих дней.
