— Я рада, что ты вернулся в университет. — Когда они только познакомились, он сказал ей, что мечтает стать великим архитектором, что хочет проектировать такие здания, которыми бы восхищался не только его народ, но и весь мир. Что ж, он добился всего, о чем мечтал.
— Это был верный шаг, — согласился он. — А как ты? Закончила учебу?
Даниэлла покачала головой. У нее не было для этого возможности: по утрам она так сильно страдала от тошноты, что была вынуждена отказаться даже от работы.
— Я… продолжала работать, — наконец выговорила она.
— Но уже в другом месте.
Она нахмурилась. Неужели он знал о ней все? И о ее ребенке тоже? При этой мысли ее бросило сначала в жар, потом в холод. Неужели именно об этом он так хотел с ней поговорить?
И правильно ли она поступила, пригласив его на кофе? Даниэлла неистово терла сбрую. И остановилась только тогда, когда на ее руку легла рука Байрона.
— Элли, неужели ты думала, что я смогу тебя забыть?
Она с трудом сглотнула:
— Никак не ожидала, что ты так много знаешь обо мне. Я ведь не веду светскую жизнь, как ты.
— Я интересовался тобой, поэтому занялся твоими поисками. Как я понял, ты открыла в Бирмингеме собственный магазин одежды?
Она кивнула. Что еще он знал о ней? Чутье подсказывало, что это не все.
— Как там идут дела?
Даниэлла пожала плечами:
— Потихоньку.
— Ну, ты скромничаешь. Иметь магазин в самом центре большого города — это что-то значит. Должно быть, твои дела идут отлично. А как твоя мечта — открыть целую сеть своих магазинов?
Да, она стремилась к этому — они оба пытались достичь жизненных высот. Даниэлла даже подумывала самой начать разрабатывать модели одежды. Печально улыбнувшись, она покачала головой:
— Никак.
Джон даже один магазин позволил ей открыть с большой неохотой. Он не хотел, чтобы его жена работала, и настаивал на том, чтобы она отказалась от этой затеи. Но Даниэлле нечего было делать дома — всю работу выполняли экономка и садовник, и поэтому она стояла на своем, пока муж наконец не сдался.
К работе она привлекла свою подругу Мелиссу и совсем редко стала появляться на людях. В общем, все вышло так, как и предполагал Джон: она почти все время проводила в магазине.
— А ты довольна своей скромной жизнью за городом? — Спрашивая, Байрон прищурил глаза, что сразу насторожило Даниэллу. Это был не просто вопрос, он нес в себе что-то еще. Или она ошиблась? Он так много знал о ней, что уже, наверное, был в курсе и ее вдовства. Так не из-за этого ли он ее разыскал? Неужели надеется на то, что они смогут все начать сначала во второй раз?
Ну что ж! В таком случае его ждет большое разочарование. Потому что это — лишь сон, мечта, и наяву она невозможна!
— Да, довольна! — твердо сказала Даниэлла. Повесив сбрую с седлом на место и напоследок обведя глазами загон, она направилась через двор к дому.
У входной двери она сбросила сапоги для верховой езды, и они вошли внутрь. Интересно, заметит ли он, что ее дом выглядит совсем как тот, который они когда-то себе представляли в мечтах.
Байрон помнил, что их дом-мечта был большим, с паддоком и лошадьми в нем. Но мог ли он припомнить более мелкие детали? Она надеялась, что нет. Джон предоставил ей полную свободу в отделке на ее собственный вкус. И идея привнести что-то из ранних задумок показалась ей удачной. Ведь она и представить себе не могла, что однажды Байрон отыщет ее здесь.
Они прошли вдоль узкого коридора в огромную комнату отдыха, выдержанную в спокойных серо-голубых тонах. Украшали ее персикового цвета коврики и абажуры.
Байрон на минуту заколебался, оглядываясь вокруг, но Даниэлла решительно шла дальше — к оранжерее. Она толкнула двери в сад, и в комнату хлынуло июньское солнце. Воздух был напоен ароматом роз и жимолости, пели птицы: все как обычно — но только не ее сердце! А еще ее испугало проснувшееся в ней желание.
Экзотические растения делали комнату похожей на джунгли. По плетеной мебели там и сям были разбросаны мягкие разноцветные подушки: приглушенного терракотового, зеленого и голубого цветов.
— Если хочешь, можешь присесть, а я пока быстро приму душ и переоденусь во что-нибудь более удобное.
— Звучит обещающе. — На его губах заиграла озорная улыбка.
Даниэлле стало неловко. Что он себе позволяет?
— Не забывай, пожалуйста, — я замужем! — резко возразила она.
— Как я могу забыть! Кольца, что ты носишь, должно быть, стоят целое состояние, — сказал Байрон. — Но твоего мужа здесь нет, а я есть.
Машинально она посмотрела на свою руку. Он прав — ее обручальное кольцо с огромным бриллиантом в окружении сапфиров не скрыть. Обычно она всегда снимала его, когда каталась верхом, и поэтому никак не могла понять, почему сегодня утром кольцо оказалось на ее пальце. Мистика какая-то!
То простенькое золотое колечко, что когда-то подарил ей Байрон, не могло и сравниться с се дорогими кольцами, но она все еще хранила его в шкатулке с драгоценностями. В глубине души она знала, что именно оно ей больше всего дорого. Теперь, после его замечания, она по крайней мере удостоверилась, что Байрон ничего не знает о смерти Джона.
— Полагаю, он не вернется до вечера?
— Вообще-то он уехал, — солгала она, удивляясь, почему не сказала ему правду. Это было совершенно невероятно — ведь она никогда не лгала! Боже, что с ней случилось?! — А ты что, ухлестываешь за чужими женами за спинами их мужей, да? — резко спросила она. — Поэтому не женат?
Он сверкнул своими серыми глазами.
— Здесь я вижу только одну чужую жену, с которой я заигрываю, если ты так поняла мои слова.
— Боюсь, ты зря теряешь время. Я не из тех, с кем можно позабавиться, — парировала она.
— Раньше у тебя получалось восхитительно, — сказал он приглушенным, волнующим голосом.
— Раньше мы были женаты, — бросила она. — А это большая разница.
— Ты любишь своего мужа?
Ее глаза расширились от негодования.
— О Господи, что за вопрос? Я бы не вышла за него, если бы не любила. А теперь извини… — И она быстро вышла из комнаты.
Обычно после езды верхом Даниэлла принимала душ. Но этим утром она побежала наверх и закрылась у себя в спальне. Байрон был невыносим! И не совершила ли она роковую ошибку, пригласив его в дом? Ей сделалось так жарко, что она буквально сдернула с себя всю одежду.
Холодный душ, обычно освежающий, на этот раз не принес спасительной прохлады: она все так же горела. Да будь он проклят! А она еще думала, что это неплохая идея — поговорить с ним. Как же она его недооценила!
Никогда раньше Байрон не играл в подобные игры. Когда они были совсем юными, период обольщения друг друга длился недолго. Он не ласкал ее глазами, как несколько минут назад. Не возбуждал, обещая без слов любовь и наслаждение.
