Разъехались в разные стороны и его бывшие соратники.
Ираклий Федотов решил податься в Нижний Новгород, где жила и работала Мария, исполнившая свою миссию Ходока и берегини до конца. Егор знал, что бывший полковник военной контрразведки влюблен в Марию, но как относилась к нему сама женщина, никому было не ведомо. При расставании Егор пожелал удачи соратнику и другу, искренне желая ему счастья, и это было все, чем он мог ему помочь.
Панкрат Воробьев, год проживший в Осташкове, на берегу Селигера, с Лидой, сестрой Егора, и двумя ее детьми, уехал оттуда с семьей сразу после памятных событий начала октября прошлого года и устроился в Переславле-Залесском, небольшом провинциальном городишке Ярославской губернии, где у него жили родственники по отцовской линии. Егор изредка получал оттуда весточку: Лида не забывала брата, да и сам Панкрат позванивал, зная о происшедшей беде с женой Крутова. По тону разговоров было понятно, что он скучает по прежним временам, хотя, с другой стороны, открыто радовался своей семейной жизни. Он нашел свою женщину, дети которой стали звать его отцом.
Крутов и сам нередко вспоминал недавнюю боевую жизнь, однако все так же стремился к независимости и покою, обнаружив в глубине России колоссальный массив бытия, не зависящего ни от политических драк в высших эшелонах власти, ни от мафиозных разборок, ни от силовых структур, и собирался войти в этот глубинный массив, чтобы остаться в нем навсегда. Единственное, что требовалось для этого (как ему казалось), – было время. Хотя прошлое отпускало бывшего полковника безопасности неохотно, постоянно доказывая, что средний человек в России абсолютно не защищен, беспомощен как перед бандитами и жуликами всех мастей, так и перед властью, перед чиновниками, перед так называемыми правоохранительными органами и законами криминального государства, которым к этому времени стала Россия. Крутову и на родине изредка приходилось воевать – за честь и достоинство, за справедливость и правду, хотя и в меньших масштабах, отстаивая идеалы, впитанные с молоком матери, хотя большинство конфликтов он, к своему удивлению, научился разрешать мирным путем. Но не все. Еще дед Трофим Харлампиевич говорил: если не жить ради других, хотя бы своих родных и близких, то какой смысл жить вообще? Крутов хотел воплотить эту формулу, отражающую основы бытия рода, в реальность. Первой же его задачей на этом пути было восстановление здоровья и психики Лизы, пережившей жуткий страх за мужа и рождение мертвого ребенка.
А больше всего мировоззрение Крутова изменили занятия живой. Он стал замечать то, что не замечал раньше, понимать то, о чем вообще не задумывался, и видеть то, что было недоступно еще полгода назад. Потому что жива оказалась не просто системой защиты и организации пространства адекватного ответа (ПАО) или древнейшей славянской философией жизни и смерти, но образом жизни, и ее принципы исподволь изменяли человека, повышая его уровень самореализации даже в том случае, если он с виду ничего особенного не делал. Количество прожитых лет при этом на качестве реализации не сказывалось, хотя еще совсем недавно Егор считал, что единственное количество, которое не переходит в качество, есть именно количество прожитых лет.
Мысль, что его забыли, вычеркнули из списков Сопротивления как неперспективного, приходила в голову Егору все реже. Ему словно дали время на оценку и осмысление происходящего, проверяли его терпение и запасы независимости. Может быть, именно это соображение и заставляло Крутова избегать каких-либо контактов с теми, кто выводил его на путь Витязя.
Над предложением организовать школу единоборств Егор думал недолго, согласившись на третий день, но лишь потом понял, насколько это благодарный и интересный труд. После двух месяцев занятий мальчишки души не чаяли в своем наставнике, готовые заниматься день и ночь. Особенно произвело на них впечатление поведение тренера во время нападения на школу группы хулиганствующих молодчиков, которые, узнав о секции «рукопашки» в Жуковской школе, решили покуражиться и поиздеваться над учителем.
Их было двенадцать человек возрастом от пятнадцати до двадцати лет, руководил же бандой известный в Жуковке хулиган и вор Бузыкин по кличке «Буза», двадцатисемилетний, отсидевший в тюрьме три года за ограбление. Они ворвались в спортзал вечером одиннадцатого февраля во время тренировки, принялись кричать, свистеть, отпускать неприличные шуточки, хохотать, затем перешли к действию, ломая снаряды, вспарывая ножами маты, и Крутов пресек начавшийся разгром самым решительным образом.
Он вдруг рявкнул во всю мощь легких, так, что даже зазвенели стекла спортзала: «Стоять!» – в установившейся тишине бесшумно и быстро приблизился к Бузе, выявив в нем вожака стаи, и одним касанием пальца уложил его на пол, не обращая внимания на демонстративно вынутый нож.
В Жуковке уже существовали спортклубы под вывесками «секции кикбоксинга» и «школы восточных единоборств», Егор посетил их во время занятий, чтобы иметь представление об учебном цикле, но, когда увидел учеников – молодых людей устрашающей наружности и ознакомился с методикой преподавания, понял, что тренеры клубов готовят из своих подопечных кого угодно, только не мастеров с высоким духовным потенциалом.
Тренировка в этих школах включала в себя поистине «эксклюзивные» приемы: удары растопыренными пальцами в глаза, удары локтем в височную область, удары в пах, а то и вовсе захват половых органов соперника. Воспитывали из молодых парней не спортсменов и не адептов воинских искусств, а бойцов, способных надежно и быстро искалечить любого противника. Примерно таким же образом готовили боевиков инструкторы в Чечне и Таджикистане, да и в мафиозных кланах по всей территории России, не заботясь о здоровье учащихся, которые нередко получали травмы, вплоть до переломов костей и сотрясения мозга, а то и вовсе погибали во время «тренировочного процесса». Но то были засекреченные базы обучения террористов и киллеров, увидеть же подобные школы работающими легально в патриархальной глубинке, у себя на родине, Крутов не ожидал. Правда, тогда он еще не знал, что ему придется столкнуться с хозяевами «клубов», контролируемых, как оказалось впоследствии, Российским легионом через весьма интересную структуру, которая называлась Братством Черного Лотоса. Произошло это следующим образом.
В секцию Егора записалось поначалу всего двенадцать человек, в основном – ученики старших классов, но через месяц их число удвоилось, а к концу февраля в секции занималось уже более сорока ребят самого разного возраста – от шести до восемнадцати лет. Среди них оказался и Марат Катуев, сын известного жуковского коммерсанта, заканчивающий школу. Егор помнил, как вел себя этот молчаливый, сильный, но совершенно закомплексованный парень, покуривающий травку, у которого часто болела голова. Привел его в спортзал отец, и парень вряд ли остался бы в секции, если бы не предложение Крутова вылечить его. Марат отнесся к предложению с недоверием, скептически, но под строгим взглядом отца согласился. Тогда Егор велел парню раздеться, просмотрел его в поисках активных точек тела, и тремя ударами ребром ладони – в грудь, по шее и в спину – навсегда избавил от головных болей, что подействовало на него лучше всяких уговоров и демонстраций боевой техники.
